Этого художника высоко ценили современники - Репин и Нестеров, Шаляпин и Горький. И мы спустя многие десятилетия с восхищением рассматриваем его полотна, - широкая панорама жизни старой Руси, мастерски запечатленная, встает перед нами.

Он родился и вырос в Астрахани, городе, расположенном между Европой и Азией. Пестрый мир так и ломился в его глаза всем своим разнообразием и богатством. Зазывали к себе вывески лавок, манил гостиный двор; привлекали волжские ярмарки, шумные базары, городские сады и тихие улочки; красочные церкви, яркая, сверкающая разноцветием церковная утварь; народные обычаи и праздники - все это навсегда оставило свой отпечаток в его эмоциональной, восприимчивой душе.

Художник любил Россию - и спокойную, и яркую, и ленивую, и неугомонную, и все свое творчество, всю свою жизнь посвятил ей, России.

Родился Борис в семье преподавателя. Несмотря на то, что Кустодиевым не раз приходилось "круто в финансовом отношении", обстановка дома была полна уюта, и даже некоторого изящества. Часто звучала музыка. Мать играла на рояле, а вместе с няней любила петь. Часто пели русские народные песни. Любовь ко всему народному воспитывалась у Кустодиева с детства.

Сначала Борис учился в духовном училище, а затем и в духовной семинарии. Но тяга к рисованию, проявившаяся с детства, не оставляла надежды учиться профессии художника. К тому времени отец Бориса уже умер, а своих средств на учебу у Кустодиевых не было, ему оказал помощь дядя, брат отца. Сначала Борис брал уроки у художника Власова, который приехал в Астрахань на постояенное место жительства. Власов многому научил будущего художника, и Кустодиев всю жизнь был благодарен ему. Борис поступает в Академию художеств в Петербурге, учится блестяще. Закончил Кустодиев Академию в 25 лет с золотой медалью и получил право на поездку за границу и по России для повышения своего мастерства.

К этому времени Кустодиев уже был женат на Юлии Евстафьевне Прошиной, в которую был очень ввлюблен и с которой прожил всю жизнь. Она была его музой, подругой, помощницей и советчицей (а позже много лет и медсестрой, и сиделкой). По окончании Академии у них уже родился сын Кирилл. Вместе с семьей Кустодиев выехал в Париж. Париж восхищал его, а вот выставки не очень понравились. Потом ездил (уже один) в Испанию, там познакомился с испанской живописью, с художниками, в письмах делился с женой впечатлениями (она его ждала в Париже).

Летом 1904 года Кустодиевы вернулись в Россию, поселились в Костромской губернии, где купили клочок земли и построили свой дом, который назвали "Терем".

Как человек Кустодиев был привлекателен, но сложен, загадочен и противоречив. Он воссоединил в искусстве общее и частное, вечное и мгновенное; он мастер психологического портрета и автор монументальных, символических полотен. Его влекло уходящее прошлое, и вместе с тем он живо откликался на события сегодняшнего дня: мировая война, народные волнения, две революции...

Кустодиев с воодушевлением работал в самых разных жанрах и видах изобразительного искусства: писал портреты, бытовые сцены, пейзажи, натюрморты. Занимался живописью, рисунками, выполнял декорации к спектаклям, иллюстрации к книгам, даже создавал гравюры.

Кустодиев - верный продолжатель традиций русских реалистов. Он очень увлекался русским народным лубком, под который и стилизовал многие свои произведения. Он любил изображать колоритные сцены из жизни купечества, мещанства, из народной жизни. С большой любовью писал купчих, народные праздники, гулянья, русскую природу. За "лубочность" его картин многие на выставках ругали художника, а потом долго не могли отойти от его полотен, тихо восхищаясь.

Кустодиев принимал активное участие в объединении "Мир искусства", выставлял свои картины в выставках объединения.

На 33-м году жизни на Кустодиева обрушилась тяжелая болезнь, она сковала его, лишила возможность ходить. Перенеся две операции, художник до конца жизни был прикован к коляске. Очень болели руки. Но Кустодиев был человеком высокого духа и болезнь не заставила отказаться от любимого дела. Кустодиев продолжал писать. Более того, это был период наивысшего расцвета его творчества.

В начале мая 1927 года ветреным днем Кустодиев простудился и заболел воспалением легких. А 26 мая он тихо угас. Жена его пережила на 15 лет и умерла в Ленинграде, в блокаду.

Картина написана в Париже, куда Кустодиев приехал с женой и недавно родившимся сыном Кириллом после окончания Академии.

Женщина, в которой легко можно узнать жену художника, купает ребенка. "Пичужка", как именовал его художник, не "орет", не брызгается - притих и сосредоточенно рассматривает - то ли игрушку, какого-нибудь утенка, то ли просто солнечный зайчик: их столько вокруг - на его мокром крепком тельце, на краях таза, на стенах, на пышном букете цветов!

Повторяется все тот же кустодиевский тип женщины: милая, нежная девица-краса, про которых на Руси говорили "писаная", "сахарная". Лицо полно той же милой прелести, которой наделены героини русского эпоса, народных песен и сказок: легкий румянец, что называется, кровь с молоком, высокие дуги бровей, точеный носик, рот вишенкой, тугая, перекинутая на грудь коса...Она - живая, реальная и безумно привлекательная, манящая.

Она полуприлегла на пригорке среди ромашек и одуванчиков, а за нею, под горой, разворачивается такой широкий волжский простор, такое обилие церквей, что дух захватывает.

Кустодиев сливает здесь эту земную, красивую девушку и эту природу, этот волжский простор в единое неразрывное целое. Девушка - высочайший, поэтический символ этой земли, всей России.

Диковинным образом картина "Девушка на Волге" оказалась далеко от России - в Японии.

Однажды Кустодиев с приятелем актером Лужским ехали в пролетке и разговорились с извозчиком. Кустодиев обратил внимание на большую, черную как смоль бороду извозчика и спросил его: "Откуда сам-то будешь?" - "Керженские мы", - ответил кучер. "Из старообрядцев, стало быть?" - "Точно, ваше благородие". - "И что ж, тут, в Москве, много вас, в кучерах?" - "Да хватает. На Сухаревке вот свой трактир." - "Вот славно, туда мы и поедем..."

Пролетка остановилась недалеко от Сухаревой башни и они вошли в низкое, каменное здание трактира Ростовцева с толстыми стенами. Запах табака, сивухи, вареных раков, солений, пирогов ударил в нос.

Огромный фикус. Красноватые стены. Низкий сводчатый потолок. И в центре за столом сидели лихачи-извозчики в синих кафтанах, с красными кушаками. Они пили чай, сосредоточенно и молчаливо. Головы подстрижены под горшок. Бороды - одна длиннее другой. Они пили чай, держа блюдца на вытянутых пальцах...И сразу в мозгу художника родилась картина...

На фоне пьяно-красных стен сидят семь бородатых раскрасневшихся извозчиков в ярко-синих поддевках с блюдечками в руках. Они держатся чинно, степенно. Истово пьют горячий чай, обжигаясь, дуя на блюдечко с чаем. Чинно, не торопясь, ведут разговор, а один читает газету.

Спешат в зал половые с чайниками и подносами, их молодцевато-изогнутые тела забавно перекликаются с вереницей чайников, готовно выстроившихся на полках позади бородатого трактирщика; вздремнул оказавшийся без дела слуга; тщательно вылизывает шерстку кошка (хорошая для хозяина примета - к гостям!)

И все это действо в ярких, сверкающих, неистовых красках - весело выкрашенные стены, да еще пальмы, картины, да белые скатерти, да чайники с расписными подносами. Картина воспринимается как живая, жизнерадостная.

Праздничный город с тянущимися ввысь церквами, колокольнями, купами заиндевевших деревьев и дымками из труб увиден с горы, на которой разворачивается масленичное веселье.

Кипит мальчишеский бой, летят снежки, подымаются в гору и несутся дальше сани. Вот восседает кучер в синем кафтане, радуются празднику сидящие в санях. А навстречу им напряженно устремилась серая лошадь, управляемая одиноким возницей, который слегка обернулся к едущим следом, словно подзадоривая посостязаться в скорости.

А внизу - карусель, толпы у балагана, гостиных рядов! А в небе - тучи птиц, всполошенные праздничным звоном! И все ликует, радуясь празднику...

Обжигающая, необъятная радость захлестывает, глядя на полотно, уносит в этот разудалый праздник, в котором ликуют не только люди в санях, у каруселей и балаганов, звенят не только гармошки и бубенцы - здесь ликует и звенит одетая снегами и инеем вся неоглядная земля, и каждое дерево ликует, каждый дом, и небо, и церковь, и даже собаки ликуют вместе с мальчишками, катающимися на санках.

Это - праздник всей земли, русской земли. Небо, снег, пестрые толпы людей, упряжки - все расцвечено зелено-желтыми, розово-голубыми переливающимися красками.

Этот портрет художник писал вскоре после свадьбы, он полон нежного чувства к жене. Сначала он хотел написать ее стоя, во весь рост на ступенях крыльца, но потом усадил своего"колобочка"(как он ласково называл ее в письмах) на террасе.

Все очень просто - обычная терраса старого, слегка серебрящегося дерева, подступившая к ней вплотную зелень сада, стол, накрытый белой скатертью, грубоватая скамья. И женщина, еще почти девочка, со сдержанным и в то же время очень доверчивым взглядом, устремленным на нас...а в действительности на него, который пришел в этот тихий уголок и сейчас уведет ее куда-нибудь за собой.

Собака стоит и смотрит на хозяйку - спокойно и в то же время как будто ожидая, что сейчас она встанет и они куда-то пойдут.

Добрый, поэтичный мир стоит за героиней картины, такой дорогой самому художнику, который радостно распознает его и в других близких ему людях.

Ярмарки в селе Семеновское славились на всю Костромскую губернию. В воскресный день старинное село красуется во всем своем ярмарочном убранстве, стоя на перекрестке старых дорог.

На прилавках зозяева разложили свой товар: дуги, лопаты, бураки берестяные, вальки расписные, свистульки детские, решета. Но больше всего, пожалуй, лаптей, и потому название села - Семеновское-Лапотное. А в центре села церковь - приземистая, крепкая.

Шумит, звенит говорливая ярмарка. Людской певучий говор сливается с птичьим гомоном; галки на колокольне устроили свою ярмарку.

Кругом раздаются звонкие приглашения: "А вот крендельки-пироги! Кому с жару с пару, карего глазу!"

- "Лапти, есть лапти! Скороходные!"

_ "Эх, полным-полна коробушка! Лубки цветные, несусветные, про Фому, про Катеньку, про Бориса да про Прохора!,"

С одной стороны художник изобразил девчонку, заглядевшуюся на ярких кукол, а с другой - мальчишка зазевался на гнутую птицу-свистульку, отстал от деда, что в центре картины. Тот зовет его - "Где ты там завял, неслух?".

А вверху над рядами прилавков навесы почти сливаются друг с другом, их серые полотнища плавно переходят в темные крыши отдаленных изб. А дальше зеленые дали, синее небо...

Великолепно! Чисто русская ярмарка красок, и звучит она как гармошка - переливчато и звонко-звонко!..

Зимой 1920-го года Федор Шаляпин как режиссер решил поставить оперу "Вражья сила", а декорации поручили выполнить Кустодиеву. В связи с этим Шаляпин заехал к художнику домой. Зашел с мороза прямо в шубе. Шумно выдохнул - белый пар остановился в холодном воздухе - в доме не топили, не было дров. Шаляпин что-то говорил о мерзнущих, вероятно, пальцах, а Кустодиев не мог оторвать глаз от румяного лица, от его богатой, живописной шубы. Казалось бы, и брови незаметные, белесые, и глаза блеклые, серые, а красавец! Вот кого рисовать-то! Певец этот - русский гений, и его облик должен сохраниться для потомков. А шуба! Какова шуба на нем!..

"Федор Иванович! Попозировали бы вы в этой шубе", - попросил Кустодиев. "Ловко ли, Борис Михайлович? Шуба хорошая, да, возможно, краденая она," - пробурчал Шаляпин. "Шутите, Федор Иванович?" "Да нет. Неделю назад получил я ее за концерт от какого-то учреждения. Денег или муки у них не было мне заплатить. Вот и предложили шубу." "Ну а мы ее закрепим на полотне...Уж больно она гладкая да шелковистая."

И вот Кустодиев взял карандаш и весело начал рисовать. А Шаляпин начал петь "Ах, ты ноченька..." Под пение Федора Ивановича художник создавал этот шедевр.

На фоне русского города человек-гигант, шуба нараспашку. Он важен и представителен в этой роскошной, картинно распахнутой шубе, с перстнем на руке и с тростью. Шаляпин так осанист, что невольно вспоминаешь, как некий зритель, увидев его в роли Годунова, восхищенно заметил:"Настоящий царь, не самозванец!"

А в лице ощутим сдержанный (он уже знал себе цену) интерес ко всему окружающему.

Все ему родное здесь! На помосте балагана кривляется черт. Рысаки несутся по улице или мирно стоят в ожидании седоков. Гроздь разноцветных шаров колышется над базарной площадью. Подвыпивший перебирает ногами под гармонику. Бойко торгуют лавочники, и идет на морозе чаепитие у громаднейшего самовара.

А над всем этим небо - нет, не голубое, оно зеленоватое, это оттого, что дым желтый. И конечно, в небе любимые галки. Они дают возможность выразить бездонность небесного пространства, которое всегда так влекло и мучило художника...

Все это живет в самом Шаляпине с детства. Чем-то он напоминает прстодушного выходца из этих мест, который, преуспев в жизни, явился в родные палестины показаться во всем своем блеске и славе, и в то же время рвется доказать, что ничего не забыл и никакой былой сноровки и силы не растерял.

Как подходят сюда запальчивые есенинские строки:

"К черту, я снимаю свой костюм английский:

Что же, дайте косу - я вам покажу -

Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,

Памятью деревни я ль не дорожу?"

И похоже, что нечто подобное вот-вот сорвется с губ Федора Ивановича и полетит на снег роскошная шуба.

А вот купчиха любуется собой в новой, рсписанной цветами, шали. Так и вспоминается пушкинское: "Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?.." А в дверях стоит, любуется своей женой муж, купец, который, вероятно, и привез ей эту шаль с ярмарки. И счастлив он, что сумел доставить своей любимой женушке эту радость...

Жаркий солнечный день, вода искрится от солнца, смешивает отражения напряженно синеющего, может быть, обещающего грозу неба и деревьев с крутого берега, как будто оплавленных поверху солнцем. На берегу что-то грузят в лодку. Грубо сколоченная купальня тоже раскалена солнцем; тень внутри легка, почти не скрывает женских тел.

Картина полна жадно, чувственно воспринимаемой жизни, ее будничной плоти. Свободная игра света и теней, отблесков солнца в воде заставляет вспомнить об интересе зрелого Кустодиева к импрессионизму.

Провинциальный городок. Чаепитие. Молодая красавица купчиха сидит в теплый вечер на балконе. Она безмятежна, как вечернее небо над нею. Это какая-то наивная богиня плодородия и изобилия. Недаром стол перед нею ломится от яств: рядом с самоваром, золоченой посудой в тарелках фрукты, сдоба.

Нежный румянец оттеняет белизну холеного лица, черные брови слегка приподняты, голубые глаза что-то внимательно рассматривают вдали. По русскому обычаю она пьет чай из блюдца, поддерживая его пухлыми пальцами. Уютный кот ласково трется о плечо хозяйки, широкое декольте платья открывает необъятность круглой груди и плеч. Вдали видна терраса другого дома, где купец с купчихой сидят за тем же занятием.

Тут бытовая картинка явно перерастает в фантастическую аллегорию беспечальной жизни и земных щедрот, ниспосланных человеку. Да и самой пышной красавицей художник лукаво любуется, будто одним из сладчайших земных плодов. Только чуть-чуть художник "приземлил" ее образ - чуть больше располнело ее тело, пухловаты пальцы...

Кажется невероятным, что эта огромная картина создана тяжело больным художником за год до смерти и в самых невыгодных условиях (в отсутствии холста натянули на подрамник обратной стороной старую картину). Только любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, русскому, продиктовала ему картину "Русская Венера".

Светится молодое, здоровое, сильное тело женщины, блестят зубы в застенчивой и вместе с тем простодушно-горделивой улыбке, играет свет в шелковистых распущенных волосах. Словно само солнце вошло вместе с героиней картины в темноватую обычно баню - и все здесь озарилось! Свет переливается в мыльной пене (которую художник одной рукой взбивал в тазу, другой писал); мокрый потолок, на котором отразились клубы пара, вдруг стал подобен небу с пышными облаками. Дверь в предбанник распахнута, и оттуда сквозь окно виден залитый солнцем зимний город в инее, лошадь в упряжи.

Естественный, глубоко национальный идеал здоровья и красоты воплощался в "Русской Венере". Этот прекрасный образ стал мощным заключительным аккордом богатейшей "русской симфонии", созданной художником в своей живописи.

Этой картиной художник хотел, по словам его сына, охватить весь цикл человеческой жизни. Хотя некоторые ценители живописи утверждали, что Кустодиев рассказывает об убогом прозябании мещанина, ограниченном стенами дома. Но это не характерно было для Кустодиева - он любил простой мирный быт простых людей.

Картина многофигурна и многозначна. Вот простодушный провинциальный любовный дуэт девушки, сидящей в открытом окне, с облокотившимся о заборчик молодым человеком, а если перевести взгляд чуть вправо - в женщине с ребенком как бы видишь продолжение этого романа.

Глянуть влево - и перед вами живописнейшая группа: полицейский мирно играет в шашки с бородатым обывателем, возле них ораторствует некто наивный и прекраснодушный - в шляпе и бедной, но опрятной одежде, и сумрачно вслушивается в его речь, оторвавшись от газеты, сидящий возле своего заведения гробовой мастер.

А выше как итог всей жизни - мирное чаепитие с тем, кто прошел с тобой рука об руку все жизненные радости и невзгоды.

И могучий тополь, соседствующий с домом и как будто его благословляющий своею густой листвой, - не просто пейзажная деталь, а едва ли не своеобразный двойник человеческого бытия - древо жизни со своими различными ветвями.

И все уходит, уходит взгляд зрителя вверх, к мальчику, озаренному солнцем, и к парящим в небе голубям.

Нет, решительно не похожа эта картина на высокомерный или даже чуть снисходительный, но все же обвинительный вердикт обитателям "голубого домика"!

Полный неизбывной любви к жизни, художник, говоря словами поэта, благословляет "и в поле каждую былинку, и в небе каждую звезду" и утверждает родственную близость, связь "былинок" и "звезд", житейской прозы и поэзии.

Обои в цветах, изукрашенный сундук, на котором устроено пышное ложе, покрытое одеялом, как-то телесно сквозят подушки из наволочек. И из всего этого чрезмерного изобилия, как Афродита из пены морской, рождается героиня картины.

Перед нами пышная, разомлевшая ото сна на перине красавица. Откинув толстое розовое одеяло, опустила ноги на мягкую подставочку. С вдохновением воспевает Кустодиев целомудренную, именно русскую женскую красоту, популярную в народе: телесную роскошь, чистоту светло-голубых ласковых глаз, открытую улыбку.

Созвучны с образом красавицы пышные розаны на сундуке, голубые обои за ее спиной. Стилизуя под лубок, художник сделал "чуть больше" - и полноты тела, и яркости красок. Но это телесное изобилие не перешло ту грань, за которой оно было бы уже неприятным.

А женщина красива м величава, как широкая Волга за ее спиной. Это - русская Елена прекрасная, знающая силу своей красоты, за которую ее и выбрал в жены какой-нибудь купец первой гильдии. Это спящая наяву красавица, стоящая высоко над рекой, как стройная белоствольная береза, олицетворение покоя и довольства.

На ней длинное, переливающееся шелком платье тревожного фиолетового цвета, волосы зачесаны на прямой пробор, темная уложенная коса, в ушах блестят серьги-груши, на щеках теплый румянец, на руке украшенная узорами шаль.

Она столь же естественно вписывается в волжский пейзаж с его красочностью и простором, как и окружающий ее мир:там и церковь, и птички летят, и река течет, пароходы плывут, и молодая купеческая пара идет - тоже залюбовались красавицей-купчихой.

Все движется, бежит, а она стоит, как символ постоянного, лучшего, что было, есть и будет.

Слева направо:

И.Э.Грабарь, Н.К.Рерих, Е.Е.Лансере, Б.М.Кустодиев, И.Я.Билибин, А.П.Остроумова-Лебедева, А.Н.Бенуа, Г.И.Нарбут, К.С.Петров-Водкин, Н.Д.Милиоти, К.А.Сомов, М.В.Добужинский.

Этот портрет был заказан Кустодиеву для Третьяковской галереи. Художник долго не решался писать его, чувствуя высокую ответственность. Но в конце концов согласился и начал работать.

Долго размышлял, кого и как посадить, представить. Ему хотелось не просто посадить в ряд, как на фотографии, а показать каждого художника как Личность, с его характером, особенностями, подчеркнуть его талант.

Двенадцать человек нужно было изобразить в процессе дискуссии. О, эти испепеляющие споры "мирискусников"! Споры словесные, а больше живописные - линией, красками...

Вот Билибин, старый товарищ по Академии художеств. Балагур и весельчак, знаток частушек и старинных песен, умеющий, несмотря на заикание, произносить самые длинные и забавные тосты. Поэтому и стоит он тут, как тамада, с рюмкой, поднятой изящным движением руки. Византийская борода вскинулась, брови с недоумением подняты вверх.

О чем шел разговор за столом? Кажется, к столу подали пряники, а Бенуа обнаружил на них буквы "И.Б."

Бенуа с улыбкой обратился к Билибину: "Признайтесь, Иван Яковлевич, что это ваши инициалы. Вы сделали для пекарей рисунок? Капитал зарабатываете?" Билибин засмеялся и шутливо начал разглагольствовать об истории создания на Руси пряников.

А вот левее от Билибина сидят Лансере и Рерих. Все спорят, а Рерих мыслит, не думает, а именно мыслит. Археолог, историк, философ, просветитель с задатками пророка, осторожный человек с манерами дипломата, он не любит говорить о себе, о своем искусстве. Зато его живопись говорит так много, что уже есть целая группа толкователей его творчества, которая находит в его живописи элементы таинства, магии, предвидения. Рерих был избран председателем вновь организованного общества "Мир искусства".

Стена зеленого цвета. Слева книжный шкаф и бюст римского императора. Кафельная желто-белая печь. Все так, как в доме у Добужинского, где и происходило первое собрание учредителей "Мира искусства".

В центре группы - Бенуа, критик и теоретик, непререкаемый авторитет. С Бенуа у Кустодиева сложные отношения. Бенуа - прекрасный художник. Любимые его темы - жизнь при дворе Людовика XV и Екатерины II, Версаль, фонтаны, интерьеры дворцов.

С одной стороны Бенуа нравились картины Кустодиева, но порицал, что в них нет ничего европейского.

Справа - Сомов Константин Андреевич, фигура невозмутимая и уравновешенная. Его портрет писался легко. Может, потому, что он напоминал Кустодиеву приказчика? Русские типы художнику всегда удавались. Белеет накрахмаленный воротничок, манжеты модной в крапинку рубашки, черный костюм отутюжен, холеные полные руки сложены на столе. На лице выражение невозмутимости, довольства...

Хозяин дома - старый друг Добужинский. Сколько пережито вместе с ним в Петербурге!..Сколько разных воспоминаний!..

Поза Добужинского, кажется, удачно выражает несогласие с чем-то.

А вот резко отодвинул стул и повернулся Петров-Водкин. Он - по диагонали от Билибина. Петров-Водкин ворвался в художественный мир шумно и смело, что не понравилось некоторым художникам, например, Репину, у них совершенно разный взгляд на искусство, другое видение.

Слева - четкий профиль Игоря Эммануиловича Грабаря. Коренастый, с не очень складной фигурой, бритой квадратной головой, он полон живого интереса ко всему происходящему...

А вот и он, сам Кустодиев. Себя он изобразил со спины, в полупрофиль. Сидящая рядом с ним Остроумова-лебедева - новый член общества. Энергичная женщина с мужским характером ведет разговор с Петровым-Водкиным...

«Купчиха за чаем » — одна из самых известных картин великого русского художника Бориса Михайловича (1878 — 1927). Картина была написана в 1918 году, холст, масло, 120 x 120 см. В настоящее время находится в Государственном в Санкт-Петербурге.

Русский художник Кустодиев являлся не только искусным живописцем, который мастерски мог подмечать тонкости и детали, изображать окружающий мир и передавать атмосферу, но и страстным ценителем красоты русских традиций. Его картины, которые передают жизнь и быт людей, стали понятны обычному зрителю, а от того признание Кустодиева среди обычных людей и ценителей искусства было практически всеобщим. Одна из его картин «Купчиха за чаем» лучше всяких слов рассказывает о необычайном таланте Кустодиева.

На картине представлена купчиха — красивая и румяная женщина. Она сидит на открытом балконе тёплым летним днём. На заднем плане открывается русский пейзаж с зеленью, домами и белокаменными церквушками. На женщине красивое и дорогое платье. На столе стоит традиционный русский самовар, нарезанный арбуз, фрукты и сладости. Купчиха пьёт чай из блюдечка. Спокойную и беззаботную обстановку чаепития подчёркивает ленивый кот, который трётся о плечо хозяйки. На соседнем балконе пьёт чай другая купеческая семья.

Полусонная атмосфера картины является олицетворением богатства и благополучия, однако богатство и беззаботность купчихи показаны иронично, беззлобно. Кустодиев предлагает посмотреть на обычный день из купеческой жизни глазами обычного наблюдателя, а не завистника или противника. Картина была написана в проблемный для России год. 1918 — это время революционных настроений, когда пролетарии были против подобного богатства и всячески боролись против купечества, кулачества, царизма и так далее. Однако, несмотря на это, Кустодиев создал картину далёкую от идеалов новой власти и новой идеологии — коммунизма. Полную, дородную женщину, которая сидит за богатым столом и демонстрирует свою обеспеченность, вовсе не хочется осудить. Даже наоборот, образ русской купчихи кажется немного ироничным, добрым и даже невинным.

Многим в те годы казалось, что Россия под гнётом советской власти погибла и уже никогда не возродится. Чем же была для Кустодиева данная работа? Возможно, это дань уходящей навсегда эпохе, которая в течении последующих нескольких лет будет полностью уничтожена и перекроена по новым лекалам, а может быть таким образом Борис Михайлович Кустодиев выразил надежду, что, пережив революцию, Россия в скором времени вновь вернётся к своим традициям и прежнему порядку вещей. В 1918 году, когда на Россию обрушилась революция, голод и разруха, многие мечтали о той жизни, которая осталась в прошлом, и эта картина является красочным воспоминанием, последним лучиком света бывшего уклада жизни.

Борис Кустодиев, "Купчиха за чаем", 1918

В этой работе Кустодиев воплотил свой давний замысел о создании картины на тему купеческого чаепития, но с женщиной в качестве главной героини полотна. Моделью для неё Кустодиеву послужила реальная женщина, но не купчиха, а баронесса - Галина Адеркас, наследница дворянского рода из Астрахани, с родины Кустодиева. Она обладала пышными формами и была вполне в художественном вкусе Кустодиева, признававшегося, что «худые женщины на творчество не вдохновляют».

На картине она - студентка первого курса медицинского факультета.
Известно, что Адеркас врачом проработала недолго, а в советские годы пела в хоре, озвучивала фильмы и даже работала в цирке, оставив мемуары о том времени.

Появилось даже выражение «кустодиевские красавицы» - они населяют особый сказочный мир, в котором сохранился разрушавшийся прямо на глазах у Кустодиева старый патриархальный уклад с купчихами, чаепитиями, гуляньями и ярмарками в тихих провинциальных городах. В ту небывалую кустодиевскую Русь, наполненную жизнью, светом и силами, изобилием и музыкой, красками и весельем, и бежал от обыденности художник, прикованный к инвалидной коляске по причине опухоли спинного мозга и проведший последние 15 лет своей жизни с парализованными ногами

В 1922 году в новой галерее Ван-Димена на Унтер-ден-Линден, недалеко от здания советского посольства в центре Берлина, прошла Первая выставка русского искусства. В вернисаже, открывшемся 15 октября, приняли участие около 180 художников с более чем тысячей произведений, в том числе и Кустодиев со своей «Купчихой за чаем», а также «Невестой», написанной в 1919 году.

Выставка широко освещалась в советской прессе и в берлинских эмигрантских изданиях. Когда картины ещё развешивались, художник и искусствовед Георгий Лукомский восторженно написал в эмигрантской газете «Накануне», что «Кустодиев - „богатейшие“ сюжеты: „Купчиха“ за чаепитием у самовара - русский Тициан! Живопись его стала строже, продуманнее. Кустодиев - огромный художник!», и «может быть поставлен вровень с Венециановым. После открытия выставки он же дал возможно лучшую литературно-художественную критику этой картине Кустодиева:

"Балкон с деревянными тоненькими, бутылкообразными балясинами. Внизу двор, кучер коня вывел. Ворота синие с позолотой; калитки по сторонам ворот. Налево балкон, и купец или подрядчик бородач, в красной рубахе и жилетке пьёт с женой чай. Вдали налево, как бы на холме, шатёр церкви в «Нарышкинском Барокко», направо - город, гостинный двор, «ряды», колокольня церковная, столь типичная для «уезда» - провинциальный «ампир» 1830-х годов. Справа и слева обрамление из листьев, дубовые листья и кусты. На таком фоне сидит у стола и услаждает свою душу и тело чайком красивая, полная дама - купеческая.

Платье лилового шёлка с кружевами, повязка на голове, в руке блюдце, и ластится кот к круглому плечу хозяйки. И жмурит он глаза и прижимается мордочкой и к шёлку и к телу. А прижаться-то есть к чему! Тело - атласистое, плечи круглые, формы пышные, руки полные, пальчики нежные. И глаза серые, чуть вкось смотрят. Брови лукавые дугой вытянутые. Губы-то какие-то витьеватые и пышные.

На столе порасставлены яства. Здесь и крендельки, и ватрушки, и бисквитная булка, и варенье, - а на самом видном месте - арбуз. Самовар, чайник на нем расписной, с розанами, «поповский». Живопись (арбуза) рисунок (губ) - силы, достойной Франца Гальса.

Небо в облачках порозовевших передано с изумительным совершенством. Осень в небе, в городке, как игрушечной модели Троице-Сергиевой Лавры, в «рядах» гостиного двора и каланче пожарной, в общем тоне. Это первые дни августа. Спала жара, а расцвет ещё полный. Пейзаж - российский. Быт, - русского Брегэля - неприкрашенный "

Михаил Нестеров высоко он оценил и «Купчиху за чаем» как работу, утверждающую красоту человеческую. В июне 1924 года на XIV Международной выставке в Венеции Кустодиев представил несколько своих работ, в том числе «Купчиху за чаем», а также «Большевика».

В 1925 году «Купчиха за чаем» была передана из отдела изобразительных искусств Наркомпроса в Государственный Русский музей, где она и находится в настоящее время, экспонируясь в Зале 71-м Корпуса Бенуа

Рецензии

Спасибо Вам за интересные публикации!
... люблю Кустодиева!
*
АХ, ВАРВАРА ПАНТЕЛЕЕВНА...
*
Я сижу у Варвары за её самоваром
Уплетаю ватрушки, пью малиновый чай
И кажусь я сегодня ну нисколько не старым
Я хочу объяснится... так, слегка... невзначай...

Ах, Варвара Пантелеевна!
От себя не надо прятаться!
Стала ты ещё милее мне,
Я хочу к тебе посвататься!

Видно осень шальная щедро дарит подарки
На плечах у Варвары бархатистый платок
Я бывал у цыганки, та гадает на картах, –
Нагадала мне счастье... «Это чары, милок!»

Потянусь я за мёдом, а Варвара... как глянет!
Мне тепло обещает этот ангельский взгляд
Он поёт и ласкает, он меня умоляет
Я сижу и краснею, словно я виноват!

Ах, Варвара Пантелеевна!
От себя не надо прятаться!
Стала ты ещё милее мне,
Я хочу к тебе посвататься!

На плетёное кресло прыгнет кот утомлённый,
Он глазами Сократа поглядит на меня,
А за окнами желтые, красные клёны
Головами качая, не страшатся огня.

Эх, Варварушка, птаха, дай-ка в руки гитару
Итальянскимм романсом я тебя удивлю
А давай-ка, голубушка, лучше на пару
Запоём и услышим, как тебя я люблю.

Ах, Варвара Пантелеевна!
От себя не надо прятаться!
Стала ты ещё милее мне,
Я хочу к тебе посвататься!

Борис Кустодиев. Купчиха за чаем. 1918 год
Холст, масло. 120 × 120 см. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Россия. Викисклад
Кликабельно - 4560px × 4574px

«Русский Рубенс» Борис Кустодиев, чьи картины в разные времена поворачивали то в защиту купеческого сибаритства, то против, на самом деле, просто любил жизнь - сочные краски, вкусную еду, дородные формы. Аж дух захватывает, если представить изображенное наяву. При этом жизнь самого Бориса Михайловича была далека от созданного им образа. Свои самые известные полотна он писал по памяти: прикованный к постели, он не мог выезжать на пленэры или искать натуру по городам и весям страны, которая, кстати сказать, была в революционном чаду.

Сюжет

На балконе, с которого открывается вид на провинциальный ампир, за чаепитием восседает купчиха. Телом белая, лицом пригожая. Сытая жизнь. Кот рядом раздобревший. Стол ломится, а арбуз соперничает крутостью боков с самоваром. Женщина пьет чай в дорогом парчовом платье с глубоким декольте. Ее сахарные плечи — еще одна сладость на этом празднике жизни. За ее спиной виден другой балкон, где точно так же купеческая семья распивает чай.

Кустодиев выписал идеальный образ «третьего сословия». Купчиха — натуральная красавица, образ которой сложился в фольклоре, а в XIX веке нашел отражение в героинях Островского и Лескова. Движения ее плавны и неторопливы — в таком же ритме живет и провинциальный город.

Борис Кустодиев. Русская Венера. 1926 год
Холст, масло. 200 × 175 см
Нижегородский государственный художественный музей, Нижний Новгород, Россия. Викисклад

Русские женщины, в том числе и купчихи, были частыми героинями кустодиевских работ. Представали они в разных антуражах, позировали для них нередко дворянки с менее пышными формами. Борис Михайлович выписывал саму Русь, правда, время, когда он это делал, уже не соответствовало выбранному образу: на смену дородным кормилицам пришли худосочные революционерки.

Контекст

На дворе стоял 1918-й год. Денег не было, еды тоже — окаянное время. Кустодиев уже тяжело болел, и все тяготы несла на себе его жена Юлия Евстафьевна. По воскресеньям она ходила пилить дрова, платили ей, как и другим чернорабочим, — дровами. «Живем мы здесь неважно, холодно и голодно, все только и говорят кругом о еде да хлебе… Я сижу дома и, конечно, работаю и работаю, вот и все наши новости. Стосковался по людям, по театру, по музыке — всего этого я лишен», — писал художник театральному режиссеру Василию Лужскому.

Для «Купчихи за чаем» Кустодиеву позировала соседка по дому баронесса Галина Адеркас. В жизни студентка-первокурсница обладала значительно меньшими формами, однако художник считал, что красивой женщины должно быть много — худые на творчество не вдохновляли. Его даже называли русским Рубенсом за пышнотелых, дородных женщин, «Волжских Данай».

Борис Михайлович Кустодиев. Женщина, пьющая чай
1918. Карандаш на бумаге, 66 × 48 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург, Россия. Викисклад

Картина условно делит зрителей на два лагеря: одни считают ее ироничной, другие — ностальгической. Первые утверждают, что Кустодиева писал карикатуру на купеческое сословие, вторые — что русский Тициан вложил в это полотно переживания о судьбе Родины, крушении традиций и разочаровавших итогах революции.

«Настоящий колорист заранее знает, какой тон вызывает другой; одно красочное пятно поддерживается другим; одно «логически» вытекает из другого. Венецианцы Тициан, Тинторетто — великие «музыканты» колорита. Пятно неба, дали и зелень, золото, шелк… все это, как в симфонии Бетховена, «удивительно разыграно» (флейты и скрипки, а затем сильный тон, красное пятно — трупы, тромбон). Колорит — это оркестр красок».
Высказывание Кустодиева, записанное Воиновым

Судьба художника

Борис Кустодиев учился у Ильи Репина. Будучи студентом Петербургской академии художеств, именитый мастер предложил ученику поработать над «Торжественным заседанием Государственного совета 7 мая 1901 года». В академии и сразу после ее окончания Кустодиев считался портретистом. Однако вскоре художник переключился на сюжеты, близкие к фольклору. Он много ездил по России, наблюдал ярмарочную кутерьму, жизнь купцов и простых людей. Все увиденное в дальнейшем станет основой шедевров.

Борис Михайлович Кустодиев. Портрет Ф. И. Шаляпина (1921)
Викисклад

Самые известные свои полотна Кустодиев написал, будучи прикованным к кровати. «Замыслы, один другого заманчивее, так и теснились в голове, — писал Кустодиев — Руки работают. А ноги… Что ж, для работы они не особенно нужны, можно писать и так, сидя в инвалидной коляске». В 34 года у него обнаружили опухоль спинного мозга. Операции результата не дали, и последние 15 лет жизни художник был вынужден работать лёжа.

«Купчиха за чаем» — картина русского художника Бориса Кустодиева, написанная им в 1918 году. На картине изображена купчиха, сидящая за чаем на террасе своего особняка на фоне провинциального городского пейзажа. В этой работе Кустодиев воплотил свой давний замысел о создании картины на тему купеческого чаепития, но с женщиной в качестве главной героини полотна. Моделью для неё Кустодиеву послужила реальная женщина, но была она вовсе даже не купчихой,

Женщина, пьющая чай (Набросок Кустодиева с Адеркас для картины "Купчиха за чаем")

А баронессой — Галиной Адеркас, наследницей дворянского рода из Астрахани, с родины Кустодиева. Она обладала пышными формами и была вполне в художественном вкусе Кустодиева, признававшегося, что «худые женщины на творчество не вдохновляют».
Итак, баронесса Адеркас Галина Владимировна, студентка-первокурсница медицинского факультета в г. Астрахани позировала Б. М. Кустодиеву для картины «Купчиха за чаем» в 1918 г.
Вероятнее всего она была дочерью Адеркаса Владимира Викторовича (1845—1898), генерал-майора, участника Среднеазиатских походов. К сожалению, дальнейшая судьба Галины Владимировны неизвестна. Учитывая сколь родовита она была, возможно ей не удалось избежать "чисток" 1937 года...
Остзейский дворянский род - Адеркас - прослеживается с 13 века. Первым представителем рода в 1277 году упоминается рыцарь Иоганнес де Адрикас, вассал Архиепископа Рижского в Ливонии. Предполагается, что родовое имя происходит от названия феода Адрикас, который находился в окрестностях замка Лемзаль. Здесь же в 1357 году Иоганн фон Адеркас был пожалован леном Кадфер. В 1491 году Арнт фон Адеркас приобрёл имение Бистервольде, земли которого находились во владении рода до конфискации 1920 года. Представители рода служили Датской, Шведской, Польской, Прусской и Российской коронам.
Вот такая купчиха рыцарских кровей...

Интересные подробности от shakko_kitsune :
"В Астрахани Галя Адеркас была соседкой Кустодиевых по дому, с шестого этажа; в студию девушку привела жена художника, приметив колоритную модель. В этот период Адеркас была совсем молода, студентка-первокурсница медицинского факультета. И честно говоря, на набросках ее фигура выглядит гораздо тоньше и не такой внушительной. Изучала она, как говорят, хирургию, но увлечения музыкой увели ее в другую сферу. Обладательница интересного меццо-сопрано, в советские годы Адеркас пела в составе русского хора в Управлении музыкального радиовещания Всесоюзного радиокомитета, участвовала в озвучивании фильмов, но большого успеха не добилась. Вышла замуж она, судя по всему, за некоего Богуславского и, возможно, стала выступать в цирке. В Рукописном отделе Пушкинского Дома даже хранятся рукописные воспоминания за авторством Г.В. Адеркас, озаглавленные «Цирк - это мой мир...». Как сложилась ее судьба в 30-е и 40-е годы - неизвестно. "