В один из жарких августовских дней 1882 года на перрон станции Брянск Орловско-Витебской железной дороги сошёл худенький рыжий молодой человек, Василий Васильевич Розанов. Двадцатишестилетний Розанов только что окончил полный курс наук по историко-филологическому факультету в Императорском Московском университете и 1 августа 1882 г. был направлен преподавать историю и географию в Брянскую мужскую прогимназию. В степени кандидата, полагавшейся при успешном окончании курса, Василий Васильевич будет утверждён университетским советом лишь 18 сентября.

П ройдут годы, и в адрес прежнего робкого кандидата-филолога крупнейшие русские философы и литераторы произнесут самые громкие слова и отведут ему самые первые места в пантеоне отечественной и мировой культуры. Дело в том, что Розанов со временем превратится в великого русского философа, или, как говорил один мой институтский преподаватель, в самого русского из великих философов… « В. В. Розанов, русский Ницше, — писал главнейший человек русского символизма, Дмитрий Сергеевич Мережковский. — Я знаю, что такое сопоставление многих удивит; но… этот мыслитель, при всех своих слабостях, в иных прозрениях столь же гениальный, как Ницше, и, может быть, даже более, чем Ницше, самородный, первозданный…»

« … Дорог нам Розанов… тайной своей, однодумьем своим, тёмными и страстными песнями о любви», — подпевал Мережковскому Александр Блок, подразумевавший неизменную розановскую увлечённость метафизикой пола.

А в 1973 году, когда Розанова в Совдепии не печатали и печатать не собирались, незабвенный наш почти земляк (служил какое-то время библиотекарем в технической библиотеке на 1-м Брянске) Веничка — Венедикт Васильевич Ерофеев — писал о нём: « Этот гнусный, ядовитый фанатик, этот токсичный старикашка, он — нет, он не дал мне полного снадобья от нравственных немощей, — но спас мне честь и дыхание (ни больше, ни меньше: честь и дыхание). Все тридцать шесть его сочинений, от самых пухлых до самых крохотных, вонзились мне в душу и теперь торчат в ней, как торчат три дюжины стрел в пузе святого Себастьяна…»

О брянских прогимназиях

И вот заработавший уже по крайней мере часть такой исключительной литературной репутации, Василий Васильевич Розанов вдруг вспомнил давнишний приезд свой в Брянск и впечатления от первого места службы: « Помню вечер жаркого летнего дня, когда, постоянный житель или столицы, или большого губернского города, я в первый раз въехал в уездный городок нашей чернозёмной полосы. <…> Конечно, вокзал — за пять вёрст от города… Измученный Ваня (извозчиков тогда называли « Ваньками». — Прим. автора) тащился по пыли. Мелькнули сады, а вот потянулась и улочка. Въехали в городок. И так мне мило стало, когда в золотистых лучах солнца я увидел нарядных-нарядных барынек, тянущихся по тротуару из церкви, белой, небольшой и красивой, и смотрящих на моего Ваню и на меня с крайним любопытством и не без изумления. « Как же на меня не смотреть, когда я студент и еду просвещать их…» Путь от вокзала к брянскому центру вполне узнаваем и для нашего современника. Например, « белая, небольшая и красивая» церковь, встретившая Розанова при въезде в Брянск — это существующий поныне Тихвинский храм.

Дом на Московской улице, к которому направлялся измученный розановский « Ваня», цел и теперь. Современный адрес дома — ул. Калинина, 91а. Именно здесь, на втором этаже, находилась Брянская мужская прогимназия. В прогимназиях проходили курс первых четырёх гимназических классов, а потом ехали доучиваться в те города, где были гимназии полные. Брянская мужская прогимназия, в которой предстояло служить Василию Васильевичу Розанову, была учреждена 7 декабря 1876 г. и начала свою работу 1 июля 1877 г. На содержание прогимназии Брянское городское общество и Брянское уездное земство ежегодно выделяли по 3 тысячи рублей, к которым Государственное казначейство добавляло еще 8 550.

Современники были не очень довольны тем, в каких условиях получают знания ученики брянской прогимназии: « … Классы недовольно просторны… преподавание в одном классе ясно слышно в другом», а под классами вообще существовало питейное заведение. Да и в округе таких заведений — от коньячной до портерной — хватало с избытком… Не были довольны брянцы и качеством знаний, отпускаемых в прогимназии: « В гуторящей толпе» брянских жителей на рынке, скажем, речь быстро переходила « на существующие учебные заведения и гневно обрушилась на прогимназию: „Уж лучше же городское училище“ — оно действительно переполнено учениками. « Да чего же лучше: и там никакому мастерству не научают?»…

Впрочем, когда Розанов приехал в Брянск, порядки в прогимназии были ещё те. Василий Васильевич вспоминал на страницах своей книги « Сумерки просвещения», изданной в Петербурге в 1899 г.: « Распущенность доходила… до того, что учитель новых языков, например, только около 20 числа посещал гимназию (20 числа каждого месяца выплачивалось служащим в императорской России жалование. — Прим. автора) и ученики, смеясь, говорили ему это на уроке в глаза, а сам начальник брал с урока преподавателя математики играть к себе в шашки, оставляя класс на надзирателя, и также не скрывая от учеников, зачем берётся от них преподаватель. Неудивительно, что ученики, переходившие для окончания курса из этой прогимназии в соседние полные гимназии, за редкими исключениями уже не в силах были в них кончить курс».

Тем не менее уже в августе 1882 года Розанов сумел найти себе в Брянске довольно приличную учебную нагрузку. В дополнение к истории и географии, полагавшимся ему изначально, 17 августа он получил часы по вакантной должности второго учителя древних языков —и стал преподавать латынь в 1-м классе мужской прогимназии. 23 августа он просит педсовет позволить ему преподавать географию и в женской прогимназии, в чём Розанову также не отказали. Позже он также читал ученицам 3-го класса историю.

Брянская женская прогимназия, открытая в 1881 году, находилась сравнительно недалеко от мужской. Здание её также сохранилось, современный его адрес — Калинина, 84. Долгие годы здесь находилось ПТУ № 5. Молодому совместителю, таким образом, время от времени « в пятиминутную перемену приходилось пройти из одного заведения в другое около полуверсты расстояния». В конце концов Василий Васильевич оказался, если судить по количеству учебных часов, самым востребованным из гимназических брянских учителей… К началу 1884 года уроки и классное руководство в мужской прогимназии приносили Розанову годовой доход в 1410 рублей и около 200 рублей давала женская прогимназия.

Розанов, судя по всему, нашёл общий язык с коллегами по школе. В своём духовном завещании, написанном уже в 1899 году в Петербурге, Василий Васильевич в качестве товарищей своих, « особливо осведомлённых» в его личной жизни, вспоминает коллег-филологов: ставшего к 1885 г. инспектором (иначе директором) Брянской прогимназии Ивана Игнатьевича Пенкина, учителя чистописания Василия Николаевича Николаева (простой, по словам Розанова, добрый и не осуждающий человек, у которого Василий Васильевич крестил дочь Татьяну) и учителя русского языка Демьяна Ивановича Плютичевского.

Кроме того, хорошие, кажется, отношения сложились поначалу у Розанова с первым преподавателем древних языков брянской мужской прогимназии Сергеем Ивановичем Саркисовым. Сергей Иванович, как считают краеведы, подсказал Розанову идею издать первую книгу за свой счёт. Именно так в 1884 г. Саркисов напечатал свою « Грамматику армянского языка».

Однако со временем отношения с Саркисовым могли испортиться. Дело в том, что первая жена Розанова, оставившая Василия Васильевича в 1887 г., отдавала предпочтение перед мужем как литератору и собеседнику именно Саркисову да ещё исполняющему должность бухгалтера Брянской мужской прогимназии Василию Ильичу Смирнову, с которыми частенько, вероятно, толковала о своих занятиях испанской историей. « Я никогда без боли не мог слышать, как, тщеславясь перед какими-нибудь Смирновыми или Саркисовым, которые едва помнят о том, что такое средние века, Вы начинали толковать о своих занятиях Бланкой Кастильской, о которой они никогда не слыхали…» — писал жене раздражённый Розанов в 1890г.

С Иваном Игнатьевичем Пенкиным Розанов служил позже и в Елецкой гимназии, посвятил ему полные сочувствия строки в своих « Литературных изгнанниках».

И. И. Пенкин начал школьное своё служение ещё в 1873 г. и сыграл важную роль в брянской жизни 1880-х. Человек глубоко верующий, православный, сберегавший в быту своём обычаи ещё Московской Руси — например, « обычай, строго запрещавший отцу брать на руки своего ребёнка в первый год его жизни» — Иван Игнатьевич открыл в 1888 году первую в Брянске церковно-приходскую школу (не училище). Эта школа была организована при Успенской церкви, здание школы также уцелело, в нём сейчас находится кафе « Василич» в самом начале улицы Урицкого (прежней Успенской), при пересечении с улицей Калинина (прежней Московской) …

Карьера И. И. Пенкина в конце-концов сложилась: в 1903 г. он получил генеральский чин действительного статского советника, был награждён орденами Св. Анны 2-й, Св. Владимира 3-й и Св. Станислава 1-й степеней, до 1917 г. возглавлял орловскую Алексеевскую гимназию, педагогический совет орловской Николаевской женской гимназии, был непременным членом Общества вспомоществования бедным воспитанницам всё той же Николаевской женской гимназии, почётным членом Епархиального училищного совета, товарищем (заместителем) председателя Православного Петропавловского братства…

« Дурной учитель»

А вот Розанову учительство не нравилось, он считал себя скверным преподавателем и призывал в свидетели тому начальство: « Граф Капнист не мог не знать из ревизии Брянской прогимназии…, что преподаватель я — очень дурной…»

Согласились бы с Василием Васильевичем и многие из его учеников, особенно те, кто соприкасался с ним после Брянска. Например, знаменитый писатель Михаил Михайлович Пришвин, которого Розанов выгнал из 4-го класса Елецкой гимназии, в романе « Кащеева цепь» написал совершенно убийственный портрет нелюбимого учителя, припомнил даже презрительную кличку, данную Розанову учениками: « На другой день, как всегда, очень странный, пришёл в класс Козёл; весь он был лицом ровно-розовый, с торчащими в разные стороны рыжими волосами, глаза маленькие, зелёные и острые, зубы совсем чёрные и далеко брызгаются слюной, нога всегда заложена за ногу, и кончик нижней ноги дрожит, под ней дрожит кафедра, под кафедрой дрожит половица». А в дневнике тот же Пришвин говорит о Розанове-учителе: « Он явно больной видом своим, несправедливый, возбуждает в учениках младших классов отвращение, но от старших классов, от восьмиклассников… доходят слухи о необыкновенной учёности и даровитости Розанова, и эти слухи умиряют наше детское отвращение к физическому Розанову».

Сам Розанов в позднейших сочинениях вспоминал время от времени некоторых своих брянских учеников по крайней мере с сочувствием: « … был в Брянской гимназии Любомудров Аркадий. Бедный мальчуган — он был из разорившейся дворянской семьи, — Бог весть с чего, полюбил всё, идущее из древнего мира, каждую строчку, каждую вещь; кажется, он привязался к нему какою-то художественною любовью; почти до слепоты близорукий, он перечитал всё о нём, что можно было, что в силах был достать в маленьком уездном городке; я был там учителем истории и раз, помню, убедился, что он отчётливее меня знает какую-то подробность в развитии греческой трагедии; до сих пор не могу забыть его живых, искрящихся воображением и остроумием рассказов и рассуждений, конечно ребяческих, о школьных своих делах. В то же время он был удивительно душевно изящен, кроток, деликатен. Разумеется, его выгнали».

Ещё один брянский педагогический опыт может считаться несомненной удачей Розанова. Дело в том, что его ученицей в Брянской женской прогимназии была потомок древнего литовского рода княжна Вера Игнатьевна Гедройц (1876 -1932). Росла Вера Игнатьевна в селе Слободище Брянского уезда Орловской губернии, в имении отца своего, коллежского регистратора князя Игнатия Игнатьевича Гедройца. Князь Игнатий Игнатьевич был заметным в Брянском крае общественным деятелем: мировым судьей в Дятьковской, Фошнянской и Любохонской волостях, председателем уездного съезда мировых судей, гласным Брянского уездного земства и т. п.

Так вот, со временем княжна Вера Гедройц стала едва ли не первой русской женщиной-хирургом, доктором медицины. Она окончила университет в Лозанне, выдержала экзамен в Императорском Московском университете, служила главным хирургом больниц Мальцовских заводов, а в 1909 г. получила место ординатора Царскосельского дворцового госпиталя. Здесь в годы Первой мировой войны Вера Игнатьевна обучала императрицу Александру Феодоровну и её дочерей искусству врачевания и ухода за ранеными. Кроме того, княжна Гедройц писала стихи и прозу, считала себя ученицей Николая Гумилёва… В первые дни после перевода в Царское Село, 6 августа 1909 года, Вера Игнатьевна написала жившему тогда в Петербурге Розанову: « Многоуважаемый Василий Васильевич. Встречаясь с Вашими статьями, захватывающими меня, мне захотелось возобновить знакомство с Вами, если только Вы тот самый учитель Брянской женской прогимназии, о которой у меня, Вашей ученицы, осталось самое светлое воспоминание. Теперь я доктор, переезжаю жить в Царское Село хирургом Царскосельского придворного госпиталя и была бы очень рада увидеть моего незабвенного учителя…»

Правительство в своей оценке розановского учительского труда было, пожалуй, ближе к княжне Гедройц. 31 января 1887 г. господину учителю истории и географии Брянской прогимназии Василию Васильевичу Розанову был Высочайше пожалован орден Св. Станислава 3-й степени. Орденский знак и грамоту за № 1024 Розанов получил 28 апреля 1887 г.

Брянские картёжники и « чайные дамы»

Что же это был за город — уездный Брянск 1880-х, в котором Василий Васильевич Розанов провёл, быть может, самые мучительные годы своей жизни, где заработал нервный тик, гнилые зубы и замашки школьного садиста?

« Город был ужасающе беден и столь же ленив, — писал Розанов о Брянске. — Город — старинный, один из древнейших в России, но в котором к данному моменту времени осталось почти одно мещанство, т. е. домохозяева, и приезжие, т. е. чиновники и разные дельцы, « колонисты». Он так и разделялся на две полосы: старого мещанства, незапамятной местной дедины, безграмотной и малограмотной, и, так сказать, людей американского типа, наезжих, просветителей, которые это мещанство лечили, учили, управляли им, покупали у него в лавочках провизию и табак, нанимали у него квартиры и через всё это рассеивали в его массе благодетельное жалованье, на которое, получив по мелочам в руки, эти мещане закупали всё в губернском городе и привозили к себе опять же в снедь американцам. В этом кругообороте между казначейством и лавочкой заключалась местная старая, туземная экономическая жизнь. Друг около друга тёрлись люди. И пыль от этого трения падала в виде манны небесной на жителей. « Бог напитал — никто не видал», — как говорят у нас, выходя из-за обеда. Были здесь и большие, даже огромные предприятия. Жители или мещане смотрели на них, как на чудище рядом с собою, как на огромное богатство и огромную силу, и мудрость, и науку, но принесённую « из-за моря» и поставленную около них без их ведома и спроса, без их нужды и интереса, кроме любопытства… Вообще же городок жил не склеившеюся, рассыпчатой жизнью. Жил лениво, праздно. Никому ни до кого не было дела. Жил свободно и в этом смысле радостно. Беднел. Я думаю, большинство наших маленьких городков таково же. Жителей было в нём около шестнадцати тысяч».

Из брянских достопримечательностей немногие запомнились Розанову — по странным, правду сказать, поводам. Например, « лучшая церковь, куда „приводились“ ученики ко всенощной и литургии» осталась в памяти потому, что « вовсе почти не посещалась молящимися (народом); до такой степени бессознательно все чувствовали, что атмосфера, вносимая в храм „учащимися“, дисгармонировала с тем, что в храме привыкли искать и находить молящиеся!» А ещё Василий Васильевичвспомнил как-то пожар в брянском полицейском участке: « … на пожаре говорил (в Брянске) один отставной полицейский: „Жаль, клопы во какие!“ — и указал на персте? суставчика. Я даже вздрогнул». Этим клопам Розанов хотел скормить революционерок « Соню Перовскую и Веру Фигнер»…

Основным мужским развлечением в Брянске 1880-х была в глазах Розанова картёжная игра, за которой вдобавок резво расходились и городские сплетни: « Жители… играли в карты. Это я потом узнал, всосавшись в жизнь городка. Все играли — сильно, ярко, рискованно, играли и проигрывались и выигрывали…». И ещё: « Поживите-ка „в Аргосе“ в ХIХ веке… Так пять лет я выжил в Брянске… « Отчего вы сходили тогда не с червей: взяли бы ремиз». — « Так пришли бубны, король и дама?» — « А слышали, та замужняя сошлась с почтмейстером». — « А та барышня уж стара». — « Будет ревизия?» — « Нет, ревизии не будет»…

У брянских женщин были свои развлечения. « Женщины постоянно пили чай, — вспоминал Розанов. — Этот чай являлся в середине дня, утром, вечером и ещё всякий раз, если кто-нибудь приходил в гости. А в гости они постоянно ходили друг к другу целыми семьями, с детьми, самыми малолетними…»

« Гастарбайтеры» 1880-х

Однако главной брянской сенсацией 1880-х были… евреи. Позже Розанов посвятит этому древнему восточному народу немало страниц в своих сочинениях… Но теперь он просто присоединился ко всеобщему брянскому удивлению.

Дело в том, что свободное проживание евреев в Брянске было запрещено. Черта оседлости, за которой это проживание разрешалось, проходила за Выгоничами, там, где начинался Мглинский уезд Черниговской губернии. Пересекать черту оседлости и свободно селиться по всей России, в том числе и в Брянске, имели право легальные раввины (были ещё и тайные), евреи-медики, евреи, желавшие учредить фабрики и заводы и т. п. Таким образом, по Брянску, согласно переписи 1860 года, числилось всего 35 евреев.

За год же до приезда Розанова в Брянск по однодневной переписи 2б сентября 1881 г. евреев в Брянске насчитали уже 376 душ обоего пола. И это только проживавших на законных основаниях. А ведь сколько было случаев проезда через черту оседлости по подложным документам. И нелегальных мигрантов хватало.

И вот городские власти стали бить тревогу, поскольку местные жители не выдерживали конкуренции с « гастарбайтерами» — и оказывались на обочине жизни. Розанов писал в « Сумерках просвещения» (1899 г.) о Брянске: « В этом же городке Орловской губернии, около известных Брянских сталелитейных заводов и неподалеку от Мальцевского заводского района… мне пришлось услышать разговор в толпе горожан: „Когда бы не евреи, мы бы и без сапог ходили“. И в самом деле, все ремёсла в этом городке были уже захвачены или захватываемы евреями. Шапочники, портные, скорняки, не говоря о часовщиках, которые во всей России, кажется, евреи, — всё было в руках или переходило в руки евреев». В другом месте Розанов добавляет, что в Брянске « разные принадлежности похоронной процессии, между прочим и кресты, выделываются евреями ремесленниками». Наконец, Василий Васильевич подводил невесёлый для Брянска итог: « Вообще в мою пору городок русскою своею стороною кренился набок, а еврейскою — выпрямлялся. Целая улица была из евреевшапочников, все переплётчики в городе были евреи, и почему-то ужасно было много евреев, « делавших уксус»…»

Розанов, впрочем, обращал внимание и на другие вещи. Сперва это были наблюдения, скажем так, эстетическо-бытовые, которые постепенно приобретали религиозно-философский подтекст: « В Брянске я видал в банях много евреев (по четвергам парятся ужасно) — и все они суть « что-то своё». В таком виде они хороши, признаны, нужны миру. Я думаю — нужны. Нельзя забыть, что их Библия, конечно, согрела мир, — этот ужасный, похолодевший греко-римский мир, и особенно римский…»

Впрочем были у Розанова и педагогические впечатления от брянских евреев: « … Каменную молчаливость или чрезвычайную краткословность я наблюдал у некоторых чрезвычайно нежных еврейских мальчиков первого-второго класса в бытность мою учителем в Брянской прогимназии. Всегда при этом крайне осмысленный взор». Розанов, на всякий случай, « голубым» не был…

Первая жена и первая книга

Розанов приехал в Брянск не один: с ним была его первая жена, сорокадвухлетняя стерва Аполлинария Прокофьевна Суслова — и рукопись его первой книги, философского трактата « О понимании». Суслова книгу « О понимании» не любила, но об этом позже.

Аполлинария Прокофьевна, дочь разбогатевшего бывшего крепостного графов Шереметевых, была воспитана уже как « благородная», в московском частном пансионе на Тверской улице. Эта дама оставила определённый след в русской литературе. В известном смысле Брянск мог бы гордиться тем, что здесь прожила четыре года любовница самого Достоевского, которая увела классика от ложа умиравшей первой жены его — и бросила ради какого-то испанского студента, который уже сам с перепугу удрал от Сусловой. Правда, родитель-миллионщик хорошо финансировал дочкины чудачества. Суслова могла на папину стипендию содержать и проигравшегося вдрызг на рулетке Достоевского, и ветреного испанского мачо. Фёдор Михайлович после « отношений» с Аполлинарией создал целую галерею болтливых героинь, что называется, « с тараканами в голове», в каждой из которых несложно найти частичку Сусловой.

Сама же Суслова показывала единственное адресованное ей письмо Достоевского всякому знакомому, словно бы какой-нибудь орден. « Драпировалась в любовь к Достоевскому», — скажет позже Розанов.

По молодости Аполлинария Прокофьевна ходила стриженой и заработала в семье Герцена прозвище « вице-нигилистка», в розановский период взгляды Сусловой заметно поправели и она сделалась « французской легитимисткой», « ждавшей торжества Бурбонов во Франции». Наконец, под старость лет Аполлинария была товарищем председателя севастопольского отделения черносотенного Союза русского народа. Проделала наша героиня, таким образом, полную дугу от крайне левых к крайне правым политическим взглядам. Впрочем, бедняге Розанову было, видимо, уже не до политических взглядов супруги.

Познакомились будущие супруги в конце 1878 года. Розанову было тогда 22, Сусловой — 38. 12 ноября 1880 г. их обвенчал в Москве священник 4-го гренадерского Несвижского полка. Перед свадьбой один из шаферов, честный московский студент, говорил приятелям: « Давайте увезём Ваську» (от венца), но они не решились… Позже друг Розанова, богослов Тернавцев, восклицал: « Дьявол, а не Бог сочетал восемнадцатилетнего мальчишку с сорокалетней бабой! … Да с какой бабой! Подумайте! Любовница Достоевского! И того она в своё время доняла». А другой знакомый розановский писал: « Выходило что-то невообразимое, вроде того что он женился на Достоевском. Более книжной, теоретической, идеалистической женитьбы трудно и представить».

Характер у жены Розанова был жуткий. Она выдумывала чудовищные пороки, которые якобы обуяли близких ей мужчин, свято верила этим выдумкам, не принимала никаких возражений — и рассказывала о выдуманных грехах родственников всем встречным-поперечным. Любимой темой выдумок Сусловой был инцест. Отец, за счёт которого жила фантазёрка поллинария, писал Розанову после её отъезда из Брянска: « Сатана и враг рода человеческого поселился ко мне в дом; на шестом десятке лет не имею покоя и обвиняюсь в позорнейших намерениях, которые мне приписываются…»

Розанова же, сама разница Сусловой в возрасте с которым была для Брянска тем ещё скандалом, жена обвиняла « в связи с одной из двоюродных сестер» (в 1885 г. в 1-м брянском приходском училище преподавал некто Константин Васильевич Розанов — возможно, речь идёт о представительнице его семьи). Грязь лилась по брянским гостиным потоками. Розанов вспоминал: « … Моя предполагаемая любовница, придя в гимназию, в истерике требовала возвращения своих писем, отдельные слова из которых приводила Суслова… Со всех сторон вступившиеся знакомые и родные требовали, чтобы я справился с женой, убрал её, то есть в сумасшедший дом; что это преступление; но было так же невозможно справиться с нею, как с метелью в степи; для свободы действий она переехала в Орёл»…

И уж совсем невинными на этом фоне выглядят те обвинения в адрес Розанова, которыми Аполлинария щедро делилась с брянской публикой в обычное время, что,-де, её муж — « подлый распутник» и « женился на деньгах»… Чтобы подчеркнуть правоту этих слов, Суслова в пику « ходившему в отрепьях» Розанову демонстрировала своё богатство, наряжалась в шёлковые платья, раздавала половине Брянска подарки, сообщала всему городу о каждой полученной от родителей денежной субсидии. « Мукой мужа Вы удовлетворяли Ваше тщеславие, знайте это, помните, Вы вечно тащили меня в гости и силились собирать у себя гостей, заводили необыкновенные лампы и огненного цвета пальто», — упрекал её Василий Васильевич в 1890 году.

Впрочем были у пожилой розановской жёнушки и сексуальные отклонения: « Обниматься, собственно дотрагиваться до себя — она безумно любила. Совокупляться — почти не любила, семя — презирала ( « грязь твоя»), детей что не имела — была очень рада»…

На свою беду Розанов начал ещё в Москве философскую книгу « О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки, как цельного знания». В итоге у него в Брянске уже получился огромный в 737 страниц фолиант. « … В чём идея этого огромного, пусть не совершенного… труда, — писал много позже сам Розанов. — Я посмотрел на первоначальный в человеке разум, как на определённую во?первых (кристалловидную, не аморфную) и как на живую во?вторых потенцию; и углубление в грани её дало мне возможность увидеть всё, вывести всё, что некогда из неё разовьётся как наука ли, как философия ли, но вообще как понимание человеком мира».

Надо сказать, что Розанов очень серьёзно относился к своей первой, написанной в Брянске, книге. За семь месяцев до смерти, 8 августа 1918 г. он писал одному из своих биографов: « Невозможно в сущности ничего понять у меня, понять и во мне, не прочитав и не усвоив двух первых глав „О понимании“…

Вероятно, книга « О понимании» ждёт ещё своего исследователя. Мнения о ней специалистов самые противоположные. Например, великий русский философ Владимир Сергеевич Соловьев (1853 -1900) говорил знакомому, что в « О понимании» « Розанов, не читавший Гегеля, собственным умом дошёл до того, до чего дошёл Гегель. … Проще было научиться читать по-немецки». А другой великий русский философ — да ещё и биограф предыдущего — Алексей Фёдорович Лосев (1893 -1988) своему уже знакомому сказал о Розанове: « Взять бы да вывести в теорию, что он себе думает… ужаснулись бы. Гегель и всё это в сравнении с ним сладкая водичка»…

Пять лет ежемесячно откладывал Розанов из брянских заработков по 25 рублей, пока не скопил 1037 рублей на издание 600 экземпляров своей первой книги. Надо полагать, и сейчас редкой жене понравятся такие финансовые операции мужа. Но Аполлинария Суслова, наточив язычок на Достоевском, молодого философа, видимо, уничтожала и как автора. « Суслова насмехалась над ним, говоря, что он пишет какую-то глупую книгу, очень оскорбляла…» — писала дочь Розанова, Татьяна. « … Он занят идиотским трудом», — говорила Суслова о писательских упражнениях своего юного супруга. Она натравливала на Василия Васильевича прислугу, « всех знакомых и сослуживцев», во главе которых лезла на бедного философа и позорила « ругательствами и унижением». « Суслова была невероятно грязна в речи, — вспоминал Розанов о манере общения первой своей жены, — и « юбки-панталоны» вечно мелькали в её речи; зная, что это какая-то болезнь у неё, я именно в грязи бесконечно жалел её».

« … Я никогда ей не сказал простого „дура“, при всей вспыльчивости и неудержимости в слове. Жили бесконечно плохо; мучительно, скандально; я писал тогда (в Брянске) книгу « О понимании», а она уверена была, что у меня мелькают юбки перед глазами; несколько раз, забрав рукописи, я переходил в гостиницу», — продолжает Розанов. Мы не знаем, в каком из брянских домов снимала квартиру эта непростая чета. Зато несложно выяснить, где философ написал заметную часть своей первой книги. В одном из писем Розанов говорит, в какую гостиницу уходил в « творческий отпуск»: « Книгу я писал, часто уходя от мучительницы в „гостиницу Дудина“ (Брянск). Разложу листочки — и пишу. Все « О понимании» написано со счастьем».

Гостиница, принадлежавшая в 1880-х брянскому купцу 2-й гильдии Иосифу Васильевичу Дудину, занимала второй этаж дома, стоящего и теперь на углу улиц Калинина и Фокина (во времена Розанова Московской и Комаревской — Комаровской). Это одно из старейших кирпичных зданий Брянска, его можно рассмотреть на первой фотографии города, выполненной Роб. Дралем в 1871 году. Прогимназии, в которых преподавал Розанов, были совсем недалеко.

Василий Васильевич сам подробно рассказал, чем занимался в гостинице Дудина: « Книга „О понимании“ 737 стр.) вся была написана совершенно без поправок. Обыкновенно это бывало так: утром, в « ясность», глотнув чаю, я открывал толстую рукопись, где кончил вчера. Вид её и что « вот сколько уже сделано» приводил меня в радость. Эту радость я и « поддевал на иголку» писательства. Быстро оторвав уголок бумажки, я мелил под носом, и, как был в очаровании, мелилось хорошо. Это продолжалось минут 15-20-30 (не больше) — величайшего напряжения мысли, воображения, « надежды и добра», пока душа почувствует усталость. В этом « намеленном» я никогда ничего не поправлял и не было никогда ни одного зачёркнутого слова. Тогда (отдых) я придвигал толстую тетрадь (в формат листа, великолепной рижской бумаги) и переписывал красиво, счастливо, спокойно « накопленное богатство». Это — что « богатства ещё прибавилось» — снова приводило меня в счастье, между тем за время переписывания душа отдохнула; и, когда переписка кончалась, душа, как свежая, вновь кидалась в пар изобретения, « открытий», « новых мыслей», тонов и переливов чувства, тоже минут на 20, и всё это опять мелилось на новом уголке бумаги. Так написана была книга, в которой, так [им] обр [азом], не было зачёркнуто ни одного слова»…

В какой-то момент являлась Суслова и упрашивала Розанова вернуться домой: « Кажется, весь город знал наши скандалы, и я со всеми (т. е. с близкими) советовался, как лучше жить, какой метод „женатого человека“; так бы, верно, промучились мы до могилы…»

Последний скандал

Но развязка всё-таки наступила. Была у Сусловой в Москве приятельница, Анна Осиповна Гаркави, в замужестве Гольдовская. У Анны Осиповны был, в свою очередь, пасынок, студент-юрист Онисим Борисович Гольдовский. Как-то летом 1886 г. Суслова пригласила Онисима Борисовича погостить в Брянске. Здесь, с одной стороны, Гольдовский подружился с Розановым. Василий Васильевич называл Гольдовского своим « духовным сыном» и вспоминал, что тот» (безвозмездно) корректировал всю… книгу « О понимании» и раздавал её в магазины на комиссию».

А ещё Гольдовский влюбился в дочь священника брянской Горне-Никольской церкви Александру Петровну Попову, студентку Санкт-Петербургской консерватории по классу фортепиано, « прекраснейшую и поэтическую девушку-христианку», брак с которой для иудея Гольдовского был невозможен.

Но на Гольдовского положила глаз бешеная Аполлинария. Он был вполне в её вкусе — и молод, как Розанов, и южанин, как испанец, к которому Суслова сбежала от Достоевского. Аполлинария оставила наконец мужа в покое с его книгой — и таскалась в компании молодёжи « в лес или в поле» или в « огромное путешествие на лодках в Свенский монастырь»… Но брянская фурия не встретила взаимности у московского гостя — и начала свою всегдашнюю песню.

Когда Гольдовский уехал, она написала его матери гнусное письмо о музыкальной поповне, что-де Александра Петровна « из тех дев, которые умеют любить только в постели». Эффекта это не произвело, и Суслова оседлала своего любимого конька, сказки об инцесте. Она сообщила отцу Гольдовского, что у Онисима якобы связь… с мачехой, сусловской то есть подружкой. Тактичный папа Гольдовский даже не стал расстраивать сына и показывать ему письмо с этой гадостью.

И вот в « дикой ярости» от того, что месть не удаётся, Суслова выкрала у Розанова письмо Гольдовского « где он, по поводу университетских беспорядков, дурно выразился о начале царствования» Александра III и переслала письмо в Москву, в жандармское управление. Бедняга Гольдовский на несколько месяцев угодил в тюрьму. Сусловой и этого было мало. Она стала требовать, чтобы Розанов писал Гольдовскому под её диктовку « подлые по содержанию письма». Тот отказался, но был вынужден дать Сусловой обещание никогда не видеться с Гольдовским.

Однако, оказавшись проездом в Москве, Розанов не удержался и вызвал Гольдовского в гостиницу, чтобы узнать, как покупают москвичи книгу « О понимании». Покупали, надо сказать, плохо — 19 экземпляров за три года… Случайным свидетелем встречи Розанова с Гольдовским стал нижегородский знакомый Сусловой. Он и поведал мстительной жёнушке о нарушении мужем запрета. « Когда в свою очередь она поехала на свидание с отцом в Нижний, она уже из Москвы написала мне бешеное письмо (а я проводил её на вокзал, и вообще она уехала мирно), чтобы я выслал ей вещи, etc. Больше я её не видел», — вспоминал Розанов.

В личном деле Розанова, хранящемся в Государственном архиве Брянской области, есть прошение на имя инспектора Брянской прогимназии И. И. Пенкина с просьбой засвидетельствовать билет « на проезд и прожительство во всех городах Российской империи», который Розанов по обычаю XIX века выдал жене 18 мая 1887 г. Из другого документа мы узнаем, что 30 июня 1887 г. Розанов находился у тестя, купца Прокопия Суслова, в Нижнем Новгороде. Вероятно, разрыв между супругами произошёл на рубеже мая-июня 1887 г., и Розанов ездил в Нижний, чтобы вернуть жену.

Василий Васильевич тщетно полагал, что в другом городе воссоединение с женой будет возможно, и перевёлся из Брянска в Елец. Уезжал Розанов из Брянска в августе 1887 г. морально убитым: « Было ясно…, что я погибал, что я — не нужен, что я наконец — озлоблен…, что я весь гибну, может быть, в разврате, в картах, вернее же, в какой-то жалкой уездной пыли, написав лишь своё « О понимании», над которым все смеялись…»

Между тем Брянск расставался с будущим великим философом как-то по-отечески (хлопотал добрейший И. И. Пенкин): коллежскому асессору Розанову выдали на переезд в Елец 100 рублей и зачислили в марте уже 1888 г. в запас армии…

А Гольдовский, к слову, в конце концов женился на литературной даме, которая была его старше на семь лет. Брак, кажется, был удачен, но жена пережила мужа лет на шесть…

История школьной формы не раз привлекала к себе внимание исследователей. Однако в работах, посвященных дореволюционному мужскому гимназическому мундиру, главный акцент делался на изучении его материала, покроя, появления различных элементов, то есть всего того, что входит в понятие "униформология" 1 . Лишь постоянный автор "Родины" , опираясь на некоторые законодательные документы и мемуарные свидетельства, коснулась проблемы, связанной с различными отступлениями от установленной формы. Исследовательница полагает, что подобные проявления были обусловлены "лихостью" и "форсом", романтическими настроениями молодых людей или финансовыми трудностями их родителей. Однако сохранившиеся источники говорят о том, что во второй половине XIX в. сознательное нарушение гимназистами форменной одежды приобрело массовый характер. Эта "эпидемия" обсуждалась чиновниками Министерства народного просвещения на разных уровнях и квалифицировалась как серьезное нарушение дисциплинарного режима. На примере петербургских гимназий попробуем разобраться, чем были вызваны подобные проступки и о каких кризисных явлениях в школе они свидетельствовали.

Для присмотра за воспитанниками

С самого начала введение обязательной для ношения форменной одежды мотивировалось не только необходимостью формирования у молодых людей чувства принадлежности к определенной корпорации, уважения к мундиру, но и решением вполне утилитарной задачи - "облегчения присмотра" за воспитанниками 2 . Особенно актуальным этот "присмотр" стал с 1830-х гг., когда в Петербурге впервые появилось одновременно несколько мужских казенных гимназий и учащихся можно было опознавать на улице по цвету кантика на их головных уборах. Данная традиция сохранялась вплоть до середины 1860-х гг.: Первой гимназии был присвоен красный кант, Второй - белый, Третьей - синий, Четвертой - зеленый, Пятой - оранжевый, Шестой - малиновый, Седьмой - черный 3 . Тем не менее в первой половине XIX в. еще не было выработано единых четких инструкций о том, каким образом ученики должны соблюдать дисциплину внешнего вида за пределами своих учебных заведений. Единственное, на что обращалось пристальное внимание, - это постоянное ношение форменной одежды, чистота и опрятность, а также проявление "должного уважения" не только к членам императорской фамилии, но и "ко всем генералам, штаб-офицерам, начальникам и полковникам" 4 . Под "должным уважением" понималось обязательное снятие фуражки при встрече с упомянутыми лицами. Это требование, кстати, подразумевало осведомленность гимназистов о соответствующих знаках различия и, конечно, безошибочное "узнавание" в лицо представителей правящей династии. За его игнорирование школьник мог быть арестован и отправлен на гауптвахту 5 .

В конце 1830-х - начале 1840-х гг. директорами петербургских гимназий стали издаваться специальные руководства для родителей, в которых, в частности, содержались сведения регламентирующего характера относительно внешнего вида учеников 6 . Гимназист, являвшийся в школу из дома "в беспорядке", в наказание отправлялся обратно 7 . Ученикам выдавались на руки годовые билеты, которые они всегда должны были иметь при себе. На их оборотной стороне стали прописываться правила поведения, которые пока были весьма лапидарными, но включали в себя пункт о необходимости иметь "прилично обстриженные" и причесанные волосы, всегда быть в форменной одежде, застегнутой на все пуговицы, а также традиционное требование о снятии фуражки перед императорскими особами и начальствующими лицами. Эти правила усиленно вдалбливались в головы гимназистов: каждую субботу перед роспуском домой их собирали и вслух зачитывали соответствующие предписания 8 .

7 октября 1850 г. был издан циркуляр попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, в соответствии с которым директора, инспектора и классные надзиратели гимназий должны были "строго смотреть за соблюдением воспитанниками всегда и везде формы". Однако никаких специальных механизмов контроля за внешним видом учащихся еще не было выработано, поэтому последние периодически норовили появляться в публичных местах в партикулярном платье. Не останавливало старшеклассников даже весьма строгое взыскание за подобный проступок, а именно заключение в карцер на хлеб и воду 9 . В целом считалось, что гимназии, как учебные, а не воспитательные заведения, не должны контролировать времяпрепровождение учеников в свободное от занятий время, т.к. это прямая обязанность их родителей или опекунов. Что касается дисциплинарных нарушений, связанных с внешним видом, то на данном этапе под ними, прежде всего, подразумевалась неряшливость, проявлявшаяся в отсутствии аккуратной стрижки, ношении изодранной шинели или измятой фуражки 10 .

"В гимназической форме никуда не пускают"

Ситуация стала существенно меняться в начале 1860-х гг. От родителей, некоторых начальников губерний и предводителей дворянства в министерство поступали жалобы на недостаток надзора за поведением школьников в публичных местах, приводивший в том числе к тому, что они не соблюдают "формы в одежде и приличия в обращении" 11 . 13 сентября 1864 г. появился новый циркуляр попечителя "О невпуске воспитанников гимназий в публичные места". Начальство округа было весьма обеспокоено тем, что "воспитанники гимназий посещают гостиницы, кофейни, при которых дозволены публичные танцевальные вечера, некоторые гулянья, коих отличительное свойство есть бесчинство, а в Санкт-Петербурге еще и Пассаж по вечерам". Из текста циркуляра видно, что к этому времени в надзоре за школьниками принимала участие полиция, не разрешавшая им присоединяться к увеселениям взрослых. Именно с целью избежать этих ограничений и получить недоступные удовольствия гимназисты нарушали одно из важнейших дисциплинарных правил и появлялись на улицах города, переодевшись в партикулярное платье, в чем им нередко помогали... родители. Эта небольшая деталь говорит о том, что многие отцы и матери не одобряли школьных запретов на проведение досуга их сыновьями. За "обманы такого рода" попечитель грозил увольнением из гимназии 12 .

В начале царствования Александра II появилась еще одна причина отступлений школьников от установленной формы одежды. Дело в том, что в этот период творилась настоящая чехарда с обмундированием, в том числе и с гимназическим платьем 13 . За непродолжительный срок (1850-1860-х гг.) оно поменялось трижды. По-видимому, родители просто не успевали за этими изменениями или не желали лишний раз тратиться. Так, в 1865/66 учебном году истекал срок, отведенный на донашивание старой гимназической формы. Однако многие продолжали ее надевать, причем по утверждению попечителя, вовсе "не ветхую", какой она должна была бы быть по истечении двух лет (стало быть, по каким-то причинам она продолжала заказываться портным заново), а также смешивали старую форму с новой или форменное платье с партикулярным. В результате наблюдалась картина, когда на сюртуке были синие петлицы, а на пальто - красные, при форменном платье - партикулярная шляпа и т.д. 14

В 1870-х гг. произошло еще большее ужесточение надзора за воспитанниками вне стен учебных заведений. Очевидно, что Министерство народного просвещения старалось установить тотальный контроль над свободным временем и частной жизнью учеников 15 . Чем жестче, мелочнее и нестерпимее становился этот надзор, тем старательнее и изощреннее гимназисты старались его обойти. В мае 1879 г. в Петербурге по этому поводу состоялись два совещания директоров гимназий, прогимназий и реальных училищ у попечителя округа. На них, в частности, отмечалась возросшая сложность надзора за учениками. Учителя полагали, что не в последнюю очередь она была вызвана изменениями в форменной одежде, установленными гимназическим Уставом 1864 г. Этот документ заменил традиционные школьные фуражки с разноцветными кантиками на кепи с "серебряными гербами". Последние представляли собой аббревиатуру, состоявшую из номера и названия учебного заведения в обрамлении лавровых веточек. Чтобы скрыть свою принадлежность к гимназии или реальному училищу и избежать наказаний, ученики стали прибегать к разным ухищрениям. Одни стремительно отворачивались от взрослых, в которых подозревали какое-либо начальство, чтобы скрыть этот знак, другие специально заказывали значки уменьшенного размера, состоявшие только из веточек без букв или вообще снимали их с головных уборов 16 . Некоторые старшеклассники на свой страх и риск надевали студенческие мундиры (возможно, позаимствованные у старших братьев или знакомых), объясняя свое поведение тем, что "в гимназической форме никуда не пускают" 17 . Кроме того, взрослые ученики избегали носить на спине ранцы, так как это придавало им "детский" вид. Петербургские педагоги просили отменить хотя бы это дисциплинарное требование для воспитанников "верхних" (то есть 5-х - 8-х) классов, ссылаясь на пример заграничных учебных заведений и на "сомнительную" гигиеническую пользу ранцев 18 . Но министерство стояло на своем и не собиралось делать никаких дисциплинарных послаблений.

"Школьная революция"

К началу XX в. сформировавшаяся система внеклассного надзора (постоянные и "внезапные" дежурства педагогов на улицах, в городских садах и парках, театрах и других местах публичных увеселений) стала давать сбои. Ею тяготились уже не только учащиеся и их родители. Она вызывала нарекания многих учителей, которые видели во внеклассных дежурствах и "отлове" школьников, нарушающих установленные правила, не педагогическую, а полицейскую меру. Не случайно в ходе событий "школьной революции" 1905 - 1907 гг. одним из требований стала полная ликвидация системы надзора и обязательного ношения формы вне классов. Дополнительным аргументом стало то обстоятельство, что ученическая форма, наряду со студенческой, стала осенью 1905 г. своеобразной "черной меткой". Участились случаи нападений на гимназистов со стороны солдат, лавочников и других "хулиганствующих элементов". 17 ноября 1905 г. последовало соизволение государя на отмену обязательного ношения форменной одежды для учащихся средних учебных заведений. Однако эта уступка носила временный характер. Как только революция закончилась, все дисциплинарные нормы постепенно вернулись на круги своя 19 .

Таким образом, форменная одежда с самого начала своего появления являлась не только инструментом дисциплинирования гимназистов в школьных стенах, но и средством внеклассного контроля за их поведением. Она всегда маркировала "ученическое", а стало быть неполноправное по сравнению со взрослыми положение ее обладателей. В первой половине XIX в. основными причинами дисциплинарных нарушений учеников, касающихся внешнего вида, являлись в первую очередь их неаккуратность и невнимательность. Однако в дальнейшем, по мере ужесточения надзора, отступления от правил приобрели массовый, сознательный и в некоторых случаях откровенно протестный характер.

* Исследование выполнено при поддержке гранта РГНФ, проект "Дисциплинарный опыт российской дореволюционной школы: теория и практика" N 15-06-10078.

1. Хорошилова О.А. "Синяя говядина", "тонняги" и "корнеты". Форма гимназистов императорской России // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. 2012. N 26; Хорошилова О.А. Костюм и мода Российской империи. Эпоха Николая II. М., 2013; Попов С.А. Мундир студентов и учащихся дореформенной России. М., 2016.
2. РГИА. Ф. 733. Оп. 20. Д. 74. Л. 7-8.
3. Правила об учениках гимназий и прогимназий Санкт-Петербургского учебного округа. СПб., 1866. є 19.
4. ЦГИА СПб. Ф. 174. Оп. 1. Д. 66. Л. 3об; Д. 299. Л. 17, 22об-23.
5. Сборник распоряжений по Министерству народного просвещения. СПб., 1866. Т. 2. N 31; ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 4434. Л. 1-1об; Ф. 174. Оп. 1. Д. 344.
6. Постельс А. Ф. Руководство для родителей, желающих определить детей своих во 2ю Санкт-Петербургскую гимназию. СПб., 1839; Сведения, необходимые для желающих определить детей своих в первую Санкт-Петербургскую гимназию. СПб., 1848.
7. Постельс А. Ф. Указ. соч. є 19.
8. ЦГИА СПб. Ф. 174. Оп. 1. Д. 1809. Л. 2об, 4, 13.
9. ЦГИА СПб. Ф. 114. Оп. 1. Д. 1446. Л. 5.
10. ЦГИА СПб. Ф. 174. Оп. 1. Д. 1809. Л. 13об.
11. ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 6274. Л. 1.
12. Крюковскoй А. Алфавитный сборник постановлений и распоряжений по Петербургскому учебному округу за 1858 - 1876 гг., извлеченных из изданных округом циркуляров. СПб., 1877. N 28.
13. Хорошилова О.А. "Синяя говядина"... С. 15-16.
14. Крюковскoй А. Алфавитный сборник постановлений и распоряжений по Санкт-Петербургскому учебному округу за 1858 - 1876 гг., извлеченных из изданных округом циркуляров. СПб., 1877. С. 44-45.
15. Правила о взысканиях для учеников гимназий и прогимназий ведомства Министерства народного просвещения. 4 мая 1874 г. // Сборник действующих правил и распоряжений Министерства народного просвещения о взысканиях с учеников гимназий и реальных училищ. Одесса, 1913.
16. ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 6934. Л. 13об; Ф. 136. Оп. 2. Д. 632. Л. 3 - 5.
17. ЦГИА СПб. Ф. 439. Оп. 1. Д. 5863. Л. 10.
18. ЦГИА СПб. Ф. 139. Оп. 1. Д. 6934. Л. 17об.-18об.
19. Пашкова Т.И. "Смерть бюрократизму!" Петербургские гимназисты о школьной реформе // Родина. 2011. N 12. С. 139.

Учитель военной прогимназии, коллежский регистратор Лев Пустяков, обитал рядом с другом своим, поручиком Леденцовым. К последнему он и направил свои стопы в новогоднее утро.
- Видишь ли, в чем дело, Гриша, - сказал он поручику после обычного поздравления с Новым годом.

Сочинение

Что есть человек? Может, его внешность и повадки, а, может, его мысли и действия? Что является по-настоящему важным критерием в самом этом понятии? И являются ли внешние атрибуты показателем истинной значимости человека? Проблему ложных ценностей рассматривает в своем тексте А.П. Чехов.

Писатель не без доли свойственной ему иронии вместе с нами рассматривает образ героя с говорящей фамилией и обращает внимание читателя на несколько важных деталей. Пустяков перед тем, как появиться на обеде у знатного купца, попросил у знакомого поручика на время орден, чтобы показаться в глазах других гостей более достойным и даже влиятельным чиновником. Однако А.П. Чехов тут же уточняет, что Пустяков произносил свою просьбу «заикаясь, краснея и робко оглядываясь на дверь». На самом обеде герой находится в постоянном переживании о том, что его товарищ по службе заподозрит его во лжи и расскажет всем о подлинном происхождении ордена, однако и у Трамбляна рыльце оказалось в пушку, что успокоило обоих. По итогу, Пустяков с гордостью проносил чужой орден на своей груди, пожалев лишь о том, что не взял вместо него что-то более значимое, например, Владимира, а не Станислава. «Только эта одна мысль и помучивала его. В остальном же он был совершенно счастлив».

Безусловно, А.П. Чехов высмеивает образ тех людей, которые стремятся показать себя теми личностями, какими они на самом деле не являются, используя при этом самые низшие приемы. Автор считает, что значимость человека воплощается не в его внешних атрибутах, и не в его умении держать в правильной руке столовый прибор. Мерилом истинной человеческой значимости являются гораздо более высокие в моральном и нравственном плане вещи.

Я полностью поддерживаю точку зрения писателя. Действительно, показателем человека является глубина его мыслей и нравственных устоев, чистота его стремлений и твердость и непоколебимость помыслов. Да, безусловно, оболочка может говорить о человеке многое – но какой в этом смысл, если отстает и далеко не соответствует содержание? Стоит лишь вспомнить цитату одной из пьес Уильяма Шекспира: «…Гремит лишь то, что пусто изнутри…».

Хорошим примером показателя ложных ценностей является рассказ И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско». Все общество высших трюм корабля «Атлантида» буквально лоснится своими богатствами, а также потребностью судить по богатству, жить деньгами и ради денег. Так и сам Господин из Сан-Франциско, прожив всю жизнь с одной единственной целью – накопить богатство, а также вместе с тем обрести славу и хоть какую-то известность в узких кругах, вдруг умирает, так и не сумев насладиться этими «ценностями». Этот герой на собственном примере продемонстрировал, что в погоне за богатством теряется самое главное, что делает из человека такового: это любовь, милосердие и духовность, а также искренняя, своевременная радость жизни.

В романе Н.В. Гоголя «Мертвые души» так же красной нитью проходит мысль о том, что погоня за ложными ценностями приводит к моральной деградации. И все те «мертвые души», которые автор раскрывает перед нами в самых ярких красках, становятся показательным тому примером. Таким образом, и Манилов, и Коробочка, и Собакевич, и Ноздрев окружены собственными грехами, слабостями и предрассудками, исходя из которых они и судят себя и окружающих. Один считает истинными ценностями собственное богатство, другой – накопительство, третий – лицемерие и притворство, и каждый из них за всей этой ширмой упускает главную суть человеческой жизни и главных, единственных человеческих ценностей.

Таким образом, можно сделать вывод, что внешние атрибуты не являются мерилом истинной человеческой значимости. Всё самое ценное находится внутри нас – это нельзя потрогать, это зачастую даже сложно описать, но это можно почувствовать.

Председатель прогимназии

Теперь остается сказать о прогимназии, где я председательствую. По самой должности с ученицами здесь приходится мало иметь дела. Поближе познакомиться с ними пришлось только во время устройства вечера, бывшею 6 декабря в пользу раненых и запасных (ото был первый здесь платный благотворительный вечер, на котором позволено было участвовать в качестве исполнителей учащимся). Больше приходится зато иметь дела с учительским персоналом. Посещал я и некоторые уроки, после которых делал учительницам кой-какие указания. Слабы оказались уроки только у вновь вступившей на службу учительницы русского языка. Несмотря на блестящий диплом с высших женских курсов, она, что называется, и шагу не умеет ступить. Это, конечно, не ее вина, а результат того странного положения, что в наших высших учебных заведениях, готовящих учителей средней школы, на практическую подготовку к педагогической деятельности не обращается никакого внимания.

Пришлось поэтому давать ей целый ряд довольно элементарных методических указаний и снабдить кой-какими пособиями по методике. Но всего больше вредят делу преподавания те бюрократические порядки, которые так прочно царят в нашем ведомстве. С этими порядками ныне мне пришлось воочию познакомиться. Благодаря обычной путанице в канцелярии попечителя (вследствие которой и я сам с осени едва не остался без места), за одно только полугодие в одной только прогимназии было уже два случая назначения по два человека на одну и ту же должность. Сначала сверх назначенной на должность учительницы истории на эту же должность назначили и другую, хотя последнюю представляли только на географию. Еще ярче проявилась бессмысленная и вредная для дела канцелярщина мри назначении учительницы русского языка. 15 августа занимавшаяся раньше по русскому языку начальница просила назначить вместо нее кого-нибудь другого. А с 16-го она же представила на эту должность некую г. П-ю, весьма интеллигентного и опытного педагога. И вот эти две бумажки об одном и том же пошли разными путями и… даже не встретились. С 16 августа пошла переписка о г. П-й. С нее потребовали прошение, потом марку на прошение, сделали запрос губернатору о ее благонадежности, там тоже «пошла писать губерния». В результате же первой бумаги (от 15 августа) округ стал сам искать кандидаток, нашел такую и назначил ее с 1 октября. В ноябре она явилась к нам (это та самая неопытная курсистка К-на, о которой я писал) и занималась всю вторую четверть. А в конце декабря получили в округе свидетельство о благонадежности П-й и там, нисколько не смущаясь, назначили к нам и ее, хотя ее место было уже давно занято. Теперь идет об этом переписка. А в результате всей этой канцелярской волокиты мы получили неопытную учительницу вместо опытной (притом первую пришлось «выписывать» и оплачивать ей прогоны, вторая же и так живет здесь). П-я же, сверх того, ввиду выставления ее кандидатуры на должность учительницы должна была прекратить возбужденное ею ходатайство об открытии собственной школы и, таким образом, осталось ни при чем. Еще хуже обстоит дело с рисованием, преподавание которого совершенно расстроено из-за обычного нашего тормоза - благонадежности. С осени был допущен к преподаванию его молодой художник, с умением и любовью принявшийся за дело. Но он занимался только до тех пор, пока шла переписка о его благонадежности. Под конец же первой четверти вдруг пришла бумага, что, по сообщению губернатора, он «не может быть терпим на педагогической службе». За что, спрашивается? За какую такую крамольную деятельность? Оказалось за то, что несколько лет назад этот молодой человек (тогда еще совсем юнец) был на маскараде в костюме, изображавшем «свободу слова» (замок на губах). И этого оказалось достаточным, чтобы навсегда закрыть для молодого художника поле педагогической деятельности. Он оказался опасен даже в качестве учителя рисования! А в это время как раз он с обычным усердием хлопотал над декоративной частью устраиваемого прогимназией патриотического вечера. Его сестра держала экзамен на сестру милосердия, чтобы отправиться на войну. А двоюродный брат его немного спустя погиб в Пруссии смертью героя. И все это перевесил в глазах нашего ведомства какой-то маскарадный костюм, в глазах того ультрапатриотического ведомства, которое даже теперь, в разгар войны с Германией, ухитрилось назначить нам в попечители фон Г-мана!

Немало повредила эта пресловутая «благонадежность» и в организации при гимназии попечительского совета, так как даже из семи избранных в члены почтенных горожан один оказался, при наведении справок, неутвержденным. Притом как раз тот, на кого возлагались особенно большие надежды как на деятельного и влиятельного в коммерческих сферах члена. Пришлось вместо него выбрать в председатели попечительского совета другого члена, далеко не столь подходящего к этой должности. И дела пошли, что называется, «через пень колоду». А между тем финансовое положение прогимназии весьма критическое. Несмотря на признаваемую самим округом потребность в здешнем городе в прогимназии, новооткрытая прогимназия не получает от казны ни гроша. Город, стесненный в своем бюджете и израсходовавшийся на войну, тоже ничего не дает. И женская средняя школа вступает в жизнь, по обыкновению, как какой-то пасынок. Через несколько лет, когда дело разовьется (если только не погибнет), казна, может быть, и даст подачку в какую-нибудь одну-две тысячи в год, на что не наймешь даже и одних стен. А пока приходится перебиваться и без этого. Плата за учение сразу же взвинчена до 75 рублей в год (в мужской гимназии только 40 рублей). Но и при этих условиях получился громадный дефицит. Придется клянчить у богатых купцов, избирать их почетными попечителями, устраивать разные увеселения, продажи и т. д. Но и этого мало. Необходимо сокращать расходы до минимума. Жалованье учительницам назначено нищенское (по 40–45 рублей, даже для лиц с высшим образованием и многолетней практикой). А начальница, секретарь педсовета и я согласились работать этот год совсем бесплатно (начальница, сверх того, бесплатно же преподаст еще рисование и чистописание). С таким женским трудом приходится пробивать себе дорогу женскому образованию! И несмотря на то, что казна оплачивает только начальное образование женщин, а все среднее и высшее женское образование женщин создано на частный счет, число учащихся женщин все растет и растет, и даже у нас в городе при полуторных мужских средне-учебных заведениях (реальное училище и 5 классов мужской гимназии) открыта уже третья женская средняя школа.

Каникулы живо промелькнули, и сегодня мы снова оказались по классам. После каникул учащихся нелегко раскачать, а особенно сегодня, когда многие до двух ночи веселились на вечере реального училища. Поэтому я сегодня не стал уж спрашивать учащихся. В третьем классе мужской гимназии объяснял новое правило, в пятом рассказывал о частушках. В восьмом классе женской гимназии сначала читал вслух полученные восьмиклассницами с войны благодарности за подарки. А потом стали обсуждать программу затеваемого ими благотворительного (на нужды войны) вечера. Позвали в класс и начальницу, и оба моих урока, не выходя из класса, провели в разговорах на эту тему. Жалеть пропавших из-за этого уроков не приходится, так как ученицы после святок и особенно после вчерашнего вечера, в котором некоторые принимали деятельное участие, выглядели весьма утомленными. Притом и все эти связанные с войной спектакли, сборы и т.п., к которым ныне допущены учащиеся и в которых они участвуют со всем присущим им жаром, не менее важны для них в воспитательном отношении, чем все книжные педагогики.

Немало тяжелого, трагическою внесла война в частную жизнь.

Но она же всколыхнула все общество, сбросила с него апатию последних лет и сплотила разрозненные человеческие существования в живой общественный организм, эпидемия самоубийств прекратилась, ибо сердца бьются уже в унисон и живые токи снова связывают всю страну. И наша молодежь, в прошлом году так нервничавшая из-за всякого пустяка, полная разочарования и близкая к самоубийству, теперь почувствовала себя частью великого целого. Общественный инстинкт снова пробудился. И те же гимназистки, недавно еще не знавшие, куда девать свои юные силы, теперь нашли себе точку приложения и самой жизнью начинают воспитываться уже со школьной скамьи как гражданки. Отрадно видеть это, но жаль, что только такие исключительные, кровавые события направляют на время нашу школу и жизнь в то русло, которое должно бы быть для нее нормальным.

Снова начались занятия, появятся скоро и тетради и опять нам, словесникам, не придется заниматься ничем посторонним, кроме их проверки.

Новые штаты мужских учебных заведений, улучшив материальное положение учителей, не устранили, однако, той ненормальности, что словесники, несущие по меньшей мере двойной труд сравнительно, например, с историками, географами или естественниками, получают столько же, сколько и те (за тетради по русскому языку дастся не больше 100 рублей в год, да и из этого делается еще четырехпроцентный вычет). И в результате словесники оказываются в худшем положении как со стороны количества работы, так и со стороны материальной. Вот историк, два года преподававший русский язык и теперь то и дело выражающий свое удовольствие, что, наконец, избавился от тетрадок. Имея обычное число уроков, он совершенно свободен дома, много читает и не знает даже, куда убить свободное время, из-за этого он даже не прочь взять себе и частных уроков. А вот словесник - мой заместитель по женской гимназии. Он, получая гораздо меньше, страшно завален работой и, хотя нуждается в средствах, не может взять ни одного частного урока, так как не имеет свободного времени. Преподавая какую-нибудь историю, вовсе нетрудно давать все то максимальное число уроков, какое полагается по новым штатам (18 при классном наставничестве и 24 без него), и учителя обыкновенно стремятся захватить их побольше. Для словесника же заниматься с шестью классами (24 урока) вещь совершенно непосильная, так как нет никакой физической возможности проверять такое количество письменных работ. И потому нам, словесникам, даже и с материальным ущербом, приходится урезывать себя в отношении числа уроков. Я, например, когда останусь в мужской гимназии, мечтаю об одном: нельзя ли будет ограничить число уроков двенадцатью, так как даже шестнадцать уроков (т. е. четыре класса) дают такое количество письменных работ, которое отнимает все время и силы.

По ошибке округа назначенная к нам в прогимназию учительница русского языка продолжает служить обузой для учебного заведения и не столько учит учениц, сколько портит. Она имеет блестящий диплом, но курс грамматики совершенно забыла и не пытается его возобновить в своей памяти. Педагогической практики за все время у ней никогда не было (даже в форме частных уроков). Методик ома тоже не проходила и не знает даже самых элементарных приемов. Поэтому приходится как можно чаще ходить к ней на уроки и учить ее как какую-нибудь восьмиклассницу. 9 числа я был у нее в третьем классе на грамматике. Весь урок был сплошное недоразумение. Не говоря уже о полном неумении преподавать, видно было и крайне слабое знание грамматики самой учительницей, так как целый ряд грубых ошибок систематически одобрялся учительницей, а на доске без всякого исправления красовались неграмотные фразы. Пришлось достать записную книжку и писать на уроке, а несколько раз пришлось даже вмешаться и указать, что разбирают и пишут неверно.

После урока все свои замечания я выложил учительнице и дал ей целый ряд методических указаний. Когда же я сообщил потом о своих впечатлениях начальнице прогимназии, та рассказала, что она еще раньше слышала от учениц, что г. К-на многое объясняет не так как нужно, и стала настаивать, чтобы я предложил К-ной в интересах дела подать прошение об отставке, чтобы освободить место для г. Н-й, вместо которой она и попала. Я сначала склонился было к этой же мысли, но когда стал лично беседовать с К-ной, то, сообщив о предложении начальницы, со своей стороны предложил ей хлопотать о переводе на словесность в старшие классы какой-нибудь гимназии, а если перевод не состоится, то работать до конца года. Вчера я опять был у нее на уроке, причем оказалось, что она приняла во внимание мои указания и ведет теперь уроки уже гораздо лучше. Поэтому, хотя прошение о переводе она и подала, но я теперь колеблюсь посылать его в надежде, что она может поправиться. Но хлопот с ней будет, конечно, немало.

Еще 1 июля утвержден новый закон о попечительных советах, значительно расширяющий их компетенцию (право представительства в педагогическом совете, на уроках и на экзамене, право наблюдать за учебной и воспитательной частью, право представлять к назначению и увольнению всех лиц учебно-воспитательного персонала, не исключая и председателя педагогического совета, право обжаловать постановление округа в Министерство), вместе с тем и вообще учебные заведения приобретают некоторую самостоятельность, а педагогический совет имеет в попечительском совете своих представителей и может, следовательно, влиять как на хозяйственную, так и на административную часть учебного заведения. По точному смыслу действию этого закона подлежат все женские гимназии и прогимназии, содержимые на частные средства, появившиеся после его издания, а существовавшие раньше могут или принять его, или остаться при старом положении. Но Министерство, косо смотря на это либеральное детище Думы, стремится ограничить его применение или даже совсем свести на нет, чему, правда, способствует и индифферентизм самого общества. Попечительные советы обеих гимназий даже не заикаются о преобразовании на основе нового закона. Начальница прогимназии, не зная этого закона, посылала членов попечительного совета на утверждение в округ (по новому закону они никем не утверждаются), и округ, ничтоже сумняшеся, даже забраковал одного из них на основании каких-то неблагоприятных сведений из полиции. А на мой запрос в округ о применении этого закона к прогимназии - «ни ответа, ни привета».

В мужской гимназии только стали налаживаться отношения, опять произошел неприятный инцидент и опять с тем же четвероклассником Б-вым, с которым была история и в ту четверть. Еще в перемену я мирно разговаривал с ним, спрашивая, какой танец он исполняет на вечере у гимназисток, кто еще танцует и т.п. На моем уроке он оказался на чужой парте, и вскоре между ним и его соседом завязался разговор. Я остановил их в шутливом тоне: «Вы думаете, что Т. скучает без С-ва и его надо обязательно занимать?» Через некоторое время разговоры опять возобновились. Я вызвал тогда того и другого, они ничего не могли ответить, не могли даже сказать, о чем спрашивают. Тогда я поставил им по единице и рассадил на разные парты. После урока Б-в вдруг обратился ко мне с запросом, за что им поставили единицы, за ответ или за внимание. Я ответил: «Можно сказать, как угодно, так как и ответа Вами никакого не дано». Б-в стал возражать против этого и в заключение потребовал, чтобы я указал в журнале, за что именно поставлены единицы («Вы должны пояснить…»). Считая такой тон совершенно недопустимым, я прекратил с Б-вым дальнейшие разговоры и заявил, что запишу его в кондуит, что и сделал. Когда после этого я вышел из учительской, Б-в догнал меня, я думал, не с целью ли извинения, но не тут-то было. Спросил грубоватым тоном, записал ли я его, Б-в потребовал, чтобы я дал ему провесть эту запись, так как в ту четверть я записал его якобы неправильно. Возмущенный этой новой выходкой Б-ва, я пошел назад и добавил к своей записи его новое заявление. Потом я ушел в женскую гимназию и не знал, как реагировали на это мои коллеги, но и сам был весьма расстроен, так как у Б-ва и за ту четверть была уже тройка поведения, и теперь дело могло кончиться увольнением. Пришедший на конференцию директор тоже был, видимо, расстроен. После конференции он пожелал поговорить со мной по поводу этого инцидента. Он, со своей стороны, не желая шума с увольнением, определил наказать Б-ва карцером на пять часов. Но из его разговора выяснились и еще некоторые детали, касающиеся отношения ко мне коллег. Они, ничего не говоря мне лично, насплетничали директору, будто ученики худо сидят у меня на уроках и я не могу справиться с дисциплиной.

Пришлось по этому поводу давать ему объяснения, что я не сторонник мертвой дисциплины, чтобы ученики сидели весь урок как какие-то истуканы, но, с другой стороны, не оставляю и без внимания их шалостей, разговоров и т.п., что показывает хотя бы сегодняшний инцидент. По, упрекая меня в излишней мягкости, директор в то же время как будто не прочь обвинять меня и в чрезмерной строгости, так как советовал подтягивать учеников не сразу, а постепенно. Таким образом, не знаю теперь, как себя вести. Не воздействовать на разных Б-вых мерами строгости - значит вовсе распустить их, а если воздействовать, то возникают разные неприятные инциденты, в которых и коллеги, и директор склонны усматривать мою же вину.

Из книги Полярный летчик автора Водопьянов Михаил Васильевич

Председатель сельсовета Фронт проходил между Тулой и Орлом. Я летел с подмосковного аэродрома на передовую. Погода была хорошая, дул попутный ветер, и я очень быстро добрался до места назначения. Часа через два я уже возвращался в свою часть.На этот раз лететь было много

Из книги О Феликсе Дзержинском автора Автор неизвестен

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЧК, ОГПУ Я нахожусь в самом огне борьбы. Жизнь солдата, у которого нет отдыха, ибо нужно спасать наш дом. Ф.

Из книги Семенов-Тян-Шанский автора Алдан-Семенов Андрей Игнатьевич

Глава 23 ВИЦЕ-ПРЕДСЕДАТЕЛЬ Шел 1873 год.В январский вечер к подъезду дома у Чернышева моста подкатывали санки и возки. Генеральские шинели, штатские пальто, тяжелые шубы вливались в парадные двери. Члены Географического общества раздевались и спешили в конференц-зал. Одна

Из книги Мао Цзэдун – Великий Кормчий автора Шевелев Владимир Николаевич

2. Председатель Мао С 1945 года начинается новый этап в политической и жизненной судьбе Мао Цзэдуна. Наконец-то в его руках вся власть в партии. Это была реальная и мощная сила. В партии – 1 миллион 200 тысяч человек, регулярная армия насчитывает 910 тысяч бойцов, в ополчении – 2

Из книги Человек, который не знал страха автора Китанович Бранко

Убит председатель После похищения генерала фон Ильгена среди немцев и их прислужников поднялась настоящая паника. Все дороги из Ровно были перекрыты тройным кольцом охраны. В городе начались обыски, продолжавшиеся много дней.Остается загадкой, каким образом Кузнецову,

Из книги Шелепин автора Млечин Леонид Михайлович

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИТЕТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ Первым председателем созданного в начале 1954 года Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР стал генерал-полковник Иван Александрович Серов. Этот вопрос решался на заседании президиума ЦК 8 февраля 1954

Из книги Огонь в океане автора Иосселиани Ярослав

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЦСПС Леониду Ильичу Брежневу не хватало образования, но он был искушенным политическим бойцом и мастером аппаратной интриги. Его недооценили. У Брежнева было чутье на людей. Он точно знал, кто за него, а кто против.– Мы, кто помоложе, были доверчивы, –

Из книги Министр невероятной промышленности автора Шокин Александр Иванович

Из книги Философ с папиросой в зубах автора Раневская Фаина Георгиевна

Председатель сельсовета В Лахири весну ждали долго и тяжело. Когда она приходила, людям казалось, будто с них сняли каменную плиту, давившую на них долгие месяцы.Близость к Широким странам облегчала зимнюю жизнь. В нашем доме появились такие удобства, о каких мы прежде, в

Из книги Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции автора Шамбаров Валерий Евгеньевич

Председатель Государственного Комитета О возрастании значения радиоэлектроники для народного хозяйства, особенно в связи с появлением полупроводниковых приборов, было заявлено на внеочередном XXI съезде КПСС (27.01–02.59) при утверждении контрольных цифр развития

Из книги Возвращаясь к самому себе автора Ульянов Михаил Александрович

Колумб, председатель месткома Фаина Георгиевна в своем дневнике описывает грустно-забавный случай, произошедший с ней в Крыму в годы Гражданской войны.«…Почему-то вспоминается теперь, по прошествии более шестидесяти лет, спектакль-утренник для детей. Название пьесы

Из книги Один год из жизни Блюхера автора Алексеев Давид Григорьевич

Из книги Время Путина автора Медведев Рой Александрович

Председатель Вагин и его колхоз Такое же страшное опустошение, какой подвергалась народная мастеровитость, понесло, наверное, только сельское хозяйство, вернее крестьянство. Именно крестьянство с его традициями и привычками выкорчевывали безжалостнее всего.Сколько

Из книги Повседневная жизнь старой русской гимназии автора Шубкин Николай Феоктистович

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ РЕВКОМА …ТОВАРИЩ БЛЮХЕР - ОДИН ИЗ САМЫХ ОТВАЖНЫХ СОЛДАТ РЕВОЛЮЦИИ. ТАЛАНТЛИВЫЙ ВОЖДЬ-СТРАТЕГ. ЕГО БИОГРАФИЯ: МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ, РАНЕННЫЙ НА НЕМЕЦКОМ ФРОНТЕ СОЛДАТ, БОЛЬШЕВИК, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЧЕЛЯБИНСКОГО РЕВОЛЮЦИОННОГО КОМИТЕТА И СОВЕТА, ТРИЖДЫ УЧАСТВОВАЛ

Из книги автора

Председатель Ленсовета и его советник Победив на выборах в Ленинградский совет и получив здесь 240 из 380 мандатов, ленинградский «Народный фронт» почти сразу же распался на несколько враждующих группировок. «Демократы» 1990 года были едины только в своей вражде к КПСС.

Из книги автора

Председатель запрещает газеты 10 ноябряОпять новая выходка со стороны председателя! Явившись в учительскую, он обычным, не допускающим возражений тоном заявил: «По распоряжению начальства здесь не должно быть газет: «Русские ведомости», «Русское слово», «Речь»,

В июне город облетела новость, не оставившая равнодушным никого. Прогимназию закрывают! Возмущались все. Даже те, кто никогда и не знал о существовании в Электрогорске такого учебного заведения. Что же произошло? Кому помешала наша прогимназия? Попробуем разобраться .

Понятие «прогимназия» пришло из дореволюционной России. Единственной целью этих учебных заведений в то время была подготовка к последующему поступлению в гимназию.

В начале девяностых годов прошлого века прогимназии переживают свое второе рождение. Произошло их значительное обновление, изменилась структура и суть работы. Официальное определение прогимназии сегодня звучит так: «Образовательное учреждение для детей дошкольного и младшего школьного возраста с приоритетным осуществлением одного либо нескольких направлений развития воспитанников и обучающихся». Статус прогимназии присваивается официально и только после соответствующей аттестации и аккредитации.

Прогимназия  -  государственное учебное заведение. Все образователь­ные услуги предоставляются бесплатно.

В Электрогорске прогимназия начала работать с 1998 года: до 2003 года как «Школа-сад №1», с января 2003 года, получив государственную аккредитацию, - как «Прогимназия №1». Учебное заведение пользуется большой любовью родителей учащихся. И именно родители первыми забили тревогу, узнав о том, что прогимназию могут закрыть. Благодаря их настойчивости была создана рабочая комиссия по решению вопросов функционирования МОУ «Прогимназия №1», в состав которой вошли представители администрации города, директор прогимназии и родители учащихся.

Представители родительской инициативной группы поделились с нами своим мнением о происходящих событиях.

Харьковская Надежда:

Никаких документов о закрытии прогимназии нам представлено не было. Топтыгина Светлана Сергеевна по телефону известила директора прогимназии Татьяну Викторовну Миняйцеву, Татьяна Викторовна поставила в известность учителей, учителя сообщили нам, родителям. Мы собрались все вместе, и наше общее мнение: мы не хотим, чтобы прогимназию закрывали. Мы за то, чтобы прогимназия осталась именно в том виде, в котором она была.

Что мне нравится в прогимназии? Мне нравится сама система обучения. Здесь именно индивидуальный подход к каждому ребенку. Например, если ребенок плохо читает - ему дают одну литературу, если хорошо - другую. Мы, родители, закупаем рабочие тетради, по которым занимаются дети: все в картинках, доступно, доходчиво. Детей здесь развивают, раскрывают. И ребенок активно участвует в учебном процессе. Очень нравится, что есть еще 10 дополнительных кружков во второй поло­вине дня.

У всех учителей и воспитателей очень высокий уровень образования и подготовки. График работы прогимназии с 8-00 до 18-00, что очень важно для нас, родителей, так как многие работают в других городах и не имеют возможности рано забирать детей домой. У детей трехразовое питание, в первом классе есть тихий час. Очень жалко такое терять.

Прохоров Алексей:

Мы, родители, задавали в администрации города вопросы по финансированию. Нам ответили, что если закрыть прогимназию, а детей перевести в общеобразо­вательную школу, то адми­нистрация выигрывает максимум 2 млн руб. Получается, что вопрос с финансами не настолько острый, как говорят.

Смотрите: 13 млн руб. - общий расход «сад–прогим­назия». Если же прогимназию закроют, экономия составит порядка 2 млн руб. Это затраты на учителей, так как затраты на питание детей мы оплачиваем сами. Коммунальные платежи, работа кухни, транспорт, электроэнергия - все цифры останутся теми же. От закрытия прогимназии общая площадь здания не уменьшится, его также надо будет отапливать, освещать и т.д.

2 млн руб. - это не такие большие деньги даже для такого небольшого города, как наш. Для того, чтобы была какая-то существенная экономия финансов, надо закрывать всю прогимназию, вместе с детским садом.

Поэтому смысла закрывать только школьную часть прогимназии, терять такое учебное заведение мы, родители, не видим. Я не думаю, что закрытие детских учреждений будет красить лицо нашего городского руководства.

Продолжение читайте на 3-й полосе

Прогимназия: закрыть нельзя оставить?

(продолжение, начало на 1-й полосе)

13  июля состоялось очередное заседание рабочей комиссии. Из протокола : «председатель комитета по образованию г. Электрогорска Топтыгина С.С. озвучила решение администрации г. Электрогорск по разделению прогимназии на детский сад и школу. При этом школа территориально остается в помещении Прогимназии №1,  но классы юридически относятся к лицею г.  Электрогорска по постановлению главы Электрогорска. При этом группы детского сада Прогимназии №1 переходят в состав другого детского сада (конкретное учреждение еще не определено) с вероятным дальнейшим выделением в самостоятельный детский сад (при условии дополнительного набора в подготовительную группу)» .

С целью избежать соблазна истолковать это решение по своему разумению обратились за комментарием к специалисту - председателю комитета по образованию С.С. Топтыгиной.

С.С. Топтыгина отвечать на вопросы отказалась.

Что ж, придется анализировать услышанное, увиденное и прочитанное самостоятельно.

1.  Устно, без предоставления официальных документов, директору прогимназии было сообщено о закрытии учреждения. Педагоги получили уведомления о сокращении с первого сентября. Вывод: предприняты незаконные действия с целью закрыть учреждение без широкой огласки.

2.  Неожиданно для высоких ответственных лиц родители сумели организоваться и потребовали объяснения. Получили ответ - в бюджете следующего года недостает 13 млн руб., необходимых для финансирования прогимназии. Кризис!

Вывод: ответ ложный. Для того, чтобы не заложить в бюджет 2010 года средства на финансирование прогимназии, Министерству финансов Московской области нужны веские основания. Сверху таких указаний нет. То есть не существует официальных документов регионального или федерального уровня, отменяющих финансирование учреждений подобного типа. Следовательно, сэкономить 13 млн руб. на детях - инициатива снизу, т.е. от главы города. Зачем?

Предположение: успеть к осени (когда окончательно верстается бюджет области на 2010 год) отрапортовать о сокращении расходов, что сегодня руководством региона приветствуется - кризис!

3.  Родители требуют приема у главы города. Н.А. Скороход их не принимает. Родители настаивают, требуют финансовый отчет о содержании прогимназии, приглашают в город представителя уполномоченного по правам человека в Московской области. Приезд представителя вынуждает ответственных лиц администрации принять родителей и озвучить данные о затратах учреждения. Оказалось, что 13 млн руб. - затраты на содержание всего учреждения вместе с детским садом. Школа «тянет» максимум на 2 млн руб. Растерянность. Администрация берет тайм-аут.

Вывод: обман раскрыт, надо искать другие пути.