Вершиной творчества выдающегося русского писателя Александра Ивановича Куприна (1870-1938) справедливо считается повесть "Поединок", опубликованная в 1905 году. Но только "Родине" удалось выяснить, что в 1920 году писатель сам получил вызов на дуэль...

В повести Александра Куприна "Поединок" и одноименном фильме режиссера Владимира Петрова (1957 год) отменить дуэль было невозможно. Фото: Кадр из кинофильма /РИА Новости

"Ак" обвиняет "пособников большевизма"

30 мая 1920 года центральные советские газеты опубликовали воззвание А.А. Брусилова и других генералов к бывшим офицерам русской армии - с призывом забыть старые обиды и вступать в Красную армию для защиты России от наступления поляков. Это произвело фурор в стране и за ее пределами. Воззвание обсуждали, хвалили, проклинали, а кто-то не мог сдержать слез 1 - ведь более двух лет офицеры в Советской России находились на положении изгоев.

Откликнулась на пропагандистскую инициативу большевиков и эмигрантская газета "Новая русская жизнь", выходившая в Гельсингфорсе (ныне - Хельсинки). 10 июня в ней появилась заметка "Два воззвания", подписанная псевдонимом "Ак" 2 . Автор камня на камне не оставил от "новообращенных пособников и соратников большевизма" 3 . Въедливый "Ак" недоумевал, почему под воззванием стоит фамилия председателя Особого совещания при главкоме Брусилове, но нет подписи самого главкома; отметил, что подписанты даже не упомянули о системе заложничества; ерничал: "Могут ли поручиться все восемь совдепских генералов за то, в каком настроении духа проснутся завтра Зиновьев и Троцкий, давно осмеявшие и оплевавшие дурацкие понятия: честность, верность слову, сострадание, совесть, долг" 4 .

И, наконец, "Ак" перешел на личности:

"Есть ли вообще вера им всем, если условно отвести в сторону Брусилова и Поливанова? Возбуждает ли доверие Парский, спасший ценою Риги свою жизнь, а угодничеством перед советскою властью свою должность? Не Клембовский ли, дважды менявший религию, в интересах карьеры, ловя которую за хвост, он до войны получил кличку "мыловара", а во время войны - "кондитера", в период же тяжелых духонинских дней, обнаруживший такую гибкость в сношениях с Крыленко? Не Гутор ли с Зайончковским, которые в доброе старое время были такими ярыми, такими крикливыми монархистами, что за них краснели от стыда самые правые зубры? Наконец, не Акимов ли - величина совершенно не известная?" 5

Упреки "Ак" были во многом справедливы. Сегодня известно, что в личном архиве Брусилова сохранился изначальный рукописный текст воззвания. И он отличался от опубликованного 6 . Партийным цензорам требовалось привлекать на сторону большевиков офицерство, а не возрождать дореволюционные лозунги.

Как бы то ни было, сын упомянутого в хлесткой заметке Клембовского бросил вызов анонимному автору "Новой русской жизни".

"Прошу сообщить имя автора..."

Самые резкие эпитеты "Ака" достались близкому другу Брусилова бывшему генералу от инфантерии Владиславу Наполеоновичу Клембовскому (1860-1921). Под двойной сменой религии, очевидно, подразумевалась его служба императору, Временному правительству, а затем и большевикам.

Но Клембовского вряд ли можно отнести к карьеристам. И здесь "Ак" несправедлив и пристрастен. Георгиевский кавалер и талантливый военный ученый, в революцию Клембовский пытался противостоять развалу армии и падению дисциплины. Летом 1917 года генерал свидетельствовал, что получает "сплошь да рядом анонимы с вырезанными из журналов моими фотографиями, с проколотыми глазами и соответствующими угрозами" 7 . Оставшись в Советской России, Клембовский старательно уклонялся от участия в Гражданской войне: был членом военно-законодательного совета, председательствовал в комиссии по описанию войны 1914-1918 годов...

Статья "Ака" осталась бы незамеченной, но она попалась на глаза сыну Клембовского, по стечению обстоятельств также оказавшемуся в Финляндии. Георгий Клембовский (1887-1952) - герой Первой мировой, военный летчик, подполковник, примкнул к белым. С конца 1918 года служил на Севере, после разгрома белых в районе Мурманска отступил в Финляндию. В лагере Лахти-Хеннала для интернированных и узнал о газетной заметке.

Сын, оказавшийся с отцом по разные стороны баррикад, тем не менее был вне себя от возмущения. Уже на следующий день после публикации он подготовил пачку писем. Начал с обращения к председателю Временного комитета по делам беженцев Северной области в Норвегии и Финляндии С.Н. Городецкому:

"Обращаюсь к Вам как к представителю власти с покорнейшей просьбой.

В газете "Новая русская жизнь" в номере 123 от 10 июня с/г помещена ложь и пасквиль на моего отца.

Если означенная газета получается кем-либо из живущих у Вас в лагере, то не откажите сообщить содержание прилагаемых при сем двух писем и моего рапорта".

Затем последовало письмо редактору газеты Ю.А. Григоркову:

"Прошу не отказать сообщить приблизительно, в каких годах он (Клембовский. - Авт.) дважды менял религию и какую преследовал цель (более подробно), дабы не исчерпывать все словами "в интересах карьеры".

Также прошу сообщить имя, отчество, фамилию, звание и адрес автора статьи, подписавшегося "Ак", дабы я мог у него навести более подробные справки о тех данных, имеющихся у него, каковые не знаю я.

Я мог бы просить Вас написать в Вашей газете ответ на статью господина "Ак", но по причинам, понятным всякому развитому и умному человеку, - должен отказаться.

Уверен в том, что большевизм в России придет к скорому концу, и будущая правдивая история Обновленной России сумеет воздать должное и моему отцу".

"Заявляю, что Вы "лжец и мерзавец"..."
"М[илостивый] г[осударь], Г[н] "Ак"

Будучи, как служащий бывшей армии Северной области интернирован в лагере Лахте-Хеннала, не могу лично встретиться в данное время с Вами, но за написанную Вами в газете "Новая русская жизнь" N 123 ложь на моего отца В.Н. Клембовского заявляю Вам, что Вы "лжец и мерзавец".

Если вы эти скромные эпитеты считаете себе незаслуженными, то я готов Вам дать удовлетворение оружием.

Дабы вышеизложенное не осталось между нами, засвидетельствованные копии этого письма я послал:

1) Полковнику Фену

2) Редактору газеты "Новая русская жизнь"

3) Господину Городецкому - в Норвежский лагерь

4) и нескольким еще другим лицам" 10 .

Венчал все рапорт председателю штаб-офицерского суда чести: "Прошу о направлении моего рапорта русскому представителю в Финляндии полковнику Фену, а также прошу ходатайствовать о сообщении мне имени, отчества, фамилии, звания и адреса автора статьи "Два воззвания" под псевдонимом "Ак" 11 .

Поиски Георгия Клембовского увенчались успехом. За псевдонимом "Ак", как выяснилось, скрывался выдающийся русский писатель Александр Куприн.

И он не принял вызова.

"Не могу признать возможным разрешение оружием..."

"Милостивый государь,
Статью в N 123 "Н.Р.Ж." писал я, А.И. Куприн.
Вы обвиняете меня в лжи, но ни одного факта, опровергающего мою политическую и служебную оценку ген. Клембовского, Вы не приводите.
Также Вы не смогли оскорбить меня и Вашей бранью. Не предъявлять же мне Вам счет того зла, которое причинили России генералы, подписавшие воззвание. Это дни истории.
Я понимаю, что критика действий генерала Клембовского всегда будет больно задевать Ваши сыновние чувства, но не могу ни переменить моих взглядов на этот вопрос, ни признать возможным его разрешение оружием.
А. Куприн" 12 .

Куприн не знал, что 30 июня 1920 года в Ростове-на-Дону, по прибытии к новому месту службы, бывшего генерала Клембовского арестовали прямо в вагоне. 5 июля его доставили в Москву. Бывший генерал сидел в Бутырской тюрьме. Обвинялся в сношениях с заграничными военными организациями. Первый допрос состоялся только в октябре - похоже, после ареста бывший генерал не особенно интересовал следователей. В тюрьме здоровье Клембовского пошатнулось. Летом 1921го генерал объявил голодовку, на которую никто не отреагировал.

19 июля 1921 года Владислав Наполеонович Клембовский скончался через две недели голодовки. И через год после публикации, которую его сын пытался оспорить по законам офицерской чести.

Парад 1937 года

Писатель Александр Куприн через две недели после вызова на дуэль, 26 июня 1920 года, уехал из Финляндии в Париж, где прожил 17 лет. Это не было бегством от поединка, отъезд случился по материальным причинам. Но и в Париже Куприн едва сводил концы с концами, пристрастился к алкоголю, погряз в долгах, тяжело болел. Единственным выходом стало принятие советского гражданства. В 1937 году писатель вернулся на Родину. И в разгар "Большого террора" некогда злейший враг советской власти стоял рядом с творцами террора среди почетных гостей парада на Красной площади по случаю 20летия революции.

Через несколько месяцев Куприна не стало.

Ирония истории причудлива. Бывший генерал, несправедливо обвиненный писателем в измене убеждениям, умер от голода в советской тюрьме. Прославленный литератор и борец с коммунизмом, переменив взгляды, окончил свои дни в СССР и в почете.

А сын генерала, готовый умереть за честь отца на дуэли, всю оставшуюся жизнь провел на чужбине и умер в австрийском Инсбруке в 1952 году.

В кадре кинохроники - трибуна Мавзолея 7 ноября 1937 года. За кадром, среди почетных гостей - Александр Куприн, вернувшийся в том году на Родину.

1. ГА РФ. Ф. Р-5972. Оп. 3. Д. 170. Л. 3.
2. Ак. Два воззвания // Новая русская жизнь (Гельсингфорс). 1920. N 123. 10.06. С. 2-3 (публикацию см.: Куприн А.И. Голос оттуда: 1919-1934. М., 1999. С.261-265; Куприн А.И. Мы, русские беженцы в Финляндии... Публицистика (1919-1921). СПб., 2001. С. 238-242).
3. Ак. Два воззвания... С. 2.
4. Там же.
5. Там же.
6. ГА РФ. Ф. Р-5972. Оп. 3. Д. 170.
7. Эйдеман Р., Меликов В. Армия в 1917 году. М.; Л., 1927. С. 80.
8. ГА РФ. Ф. Р-5867. Оп. 1. Д. 94. Л. 1.
9. Там же. Л. 2.
10. Там же. Л. 2 об.
11. Там же. Л. 3.
12. Там же. Л. 5.
13. Куприн А.И. Мы, русские беженцы в Финляндии... С. 17.

Александр Иванович Куприн – знаменитый писатель, классик русской литературы, наиболее значительными произведениями которого являются «Юнкера», «Поединок», «Яма», «Гранатовый браслет» и «Белый пудель». Также высоким искусством считаются короткие рассказы Куприна о русском быте, об эмиграции, о животных.

Александр родился в уездном городе Наровчате, который расположен в Пензенской области. Но детство и юность писателя прошли в Москве. Дело в том, что отец Куприна, потомственный дворянин Иван Иванович умер через год после его рождения. Матери Любови Алексеевне, также происходящей из знатного рода, пришлось перебираться в крупный город, где ей было значительно проще дать сыну воспитание и образование.

Уже в 6 лет Куприна определили в Московский Разумовский пансион, который действовал по принципу сиротского интерната. Через 4 года Александра перевели во Второй Московский кадетский корпус, по окончании которого юноша поступает в Александровское военное училище. Выпускался Куприн в чине подпоручика и служил ровно 4 года в Днепровском пехотном полку.

После отставки 24-летний молодой человек уезжает в Киев, затем в Одессу, Севастополь и другие города Российской Империи. Проблема была в том, что у Александра отсутствовала какая-либо гражданская специальность. Только после знакомства с ему удается найти постоянную работу: Куприн отправляется в Санкт-Петербург и устраивается в «Журнал для всех». Позднее он обустроится в Гатчине, где во время Первой мировой войны за свой счет будет содержать военный госпиталь.

Александр Куприн с энтузиазмом воспринял отречение от власти царя . После прихода большевиков даже лично обращался к с предложением издавать специальную газету для деревни «Земля». Но вскоре, увидев, что новая власть навязывает стране диктатуру, полностью разочаровался в ней.

Именно Куприну принадлежит уничижительное название Советского Союза – «Совдепия», которое прочно войдет в жаргон. Во время гражданской войны примкнул добровольцем к Белой армии, а после крупного поражения уехал за границу – сначала в Финляндию, а затем во Францию.

К началу 30-х годов Куприн погряз в долгах и не мог обеспечивать своей семье даже самого необходимого. К тому же писатель не нашел ничего лучше, как искать выход из сложной ситуации в бутылке. В итоге единственным решением стало возвращение на родину, которое в 1937 году поддержал лично .

Книги

Писать Александр Куприн начал еще на последних курсах кадетского корпуса, причем первые пробы пера были в стихотворном жанре. К сожалению, свою поэзию писатель так никогда и не издавал. А первым напечатанным его рассказом оказался «Последний дебют». Позднее в журналах выходила его повесть «Впотьмах» и ряд рассказов на военную тематику.

Вообще теме армии у Куприна отводится много места, особенно в раннем творчестве. Достаточно вспомнить его знаменитый автобиографический роман «Юнкера» и предшествующую ему повесть «На переломе», также издававшуюся как «Кадеты».

Рассвет Александра Ивановича как писателя пришелся на начало 20-го века. Выходили ставший позднее классикой детской литературы рассказ «Белый пудель», воспоминания о путешествии в Одессу «Гамбринус» и, вероятно, самое популярное его произведение - повесть «Поединок». Тогда же увидели свет и такие творения, как «Жидкое солнце», «Гранатовый браслет», рассказы о животных.

Отдельно нужно сказать об одном из самых скандальных произведений русской литературы того периода – повести «Яма» о жизни и судьбах российских проституток. Книга была нещадно раскритикована, как ни парадоксально, за «чрезмерный натурализм и реализм». Первое издание «Ямы» было изъято из печати как порнографическое.

В эмиграции Александр Куприн писал очень много, практически все его произведения пользовались популярностью у читателей. Во Франции он создал четыре крупных работы - «Купол святого Исаакия Далматского», «Колесо времени», «Юнкера» и «Жанета», а также большое количество коротких рассказов, в том числе философскую притчу о красоте «Синяя звезда».

Личная жизнь

Первой женой Александра Ивановича Куприна была юная Мария Давыдова, дочь известного виолончелиста Карла Давыдова. Брак просуществовал всего пять лет, но за это время у супругов родилась дочь Лидия. Судьба этой девочки была трагической – она умерла вскоре после родов сына в возрасте 21 года.

Со второй женой Елизаветой Морицовной Гейнрих писатель обвенчался в 1909 году, хотя они жили вместе к тому моменту уже два года. У них появилось две дочери – Ксения, ставшая впоследствии актрисой и моделью, и Зинаида, скончавшаяся в три годика от сложной формы воспаления легких. Супруга же пережила Александра Ивановича на 4 года. Она покончила с собой во время блокады Ленинграда, не выдержав постоянных бомбежек и бесконечного голода.

Так как единственный внук Куприна Алексей Егоров погиб из-за ранений, полученных в ходе Второй мировой войны, то род знаменитого писателя прервался, и сегодня его прямых потомков не существует.

Смерть

Александр Куприн возвращался в Россию уже с сильно подорванным здоровьем. У него была зависимость от алкоголя, плюс пожилой человек быстро терял зрение. Писатель рассчитывал, что на родине сможет вернуться к трудовой деятельности, но состояние здоровья этого не позволило.

Спустя год, во время просмотра военного парада на Красной площади Александр Иванович подхватил воспаление легких, которое отягощалось еще и раком пищевода. 25 августа 1938 года сердце знаменитого писателя остановилось навсегда.

Могила Куприна находится на Литераторских мостках Волковского кладбища, неподалеку от захоронения другого русского классика – .

Библиография

• 1892 - «Впотьмах»
• 1898 - «Олеся»
• 1900 - «На переломе» («Кадеты»)
• 1905 - «Поединок»
• 1907 - «Гамбринус»
• 1910 - «Гранатовый браслет»
• 1913 - «Жидкое солнце»
• 1915 - «Яма»
• 1928 - «Юнкера»
• 1933 - «Жанета»

1 июня 1937 года в №149 газеты "Правда" было опубликовано сообщение: "31 мая в Москву прибыл вернувшийся на Родину известный русский дореволюционный писатель Александр Иванович Куприн. На Белорусском вокзале А.И.Куприна встречали представители писательской общественности и советской печати (ТАСС)".

5 июня того же года "Литературная газета" опубликовала заметку "У Куприна", в которой приводились слова, сказанные автором "Поединка", "Молоха", "Ямы", "Белого пуделя" и других блестящих литературных произведений: "Я бесконечно счастлив, - говорит А.И.Куприн, - что Советское правительство дало мне возможность вновь очутиться на родной земле, в новой для меня, советской Москве".

Все верно в этих заметках. Одно только расходится с реальностью: Александр Иванович Куприн никакой не дореволюционный писатель.

Он - просто выдающийся писатель не только российского, но и всемирного значения. Писатель с очень тяжелой судьбой, в которой главную и роковую роль сыграл глобальный катаклизм 1917 года.

Вернулся он в "новую, советскую" Москву из Парижа, прожив почти двадцать лет в эмиграции. Жизнь там была не очень легкой, не очень сытой и не очень счастливой. Об этой жизни он писал: "…Все, все дорожает. Зато писательский труд дешевеет не по дням, а по часам. Издатели беспощадно снижают наши гонорары, публика же не покупает книг и совсем перестает читать". Писал он и другу своему, Илье Ефимовичу Репину, о любви к России: "Чем дальше я отхожу по времени от Родины, тем болезненнее о ней скучаю и тем глубже люблю… Знаете ли, чего мне не хватает? Это двух-трех минут с половым из Любимовского уезда, с зарайским извозчиком, с тульским банщиком, с владимирским плотником, с мещерским каменщиком. Я изнемогаю без русского языка…"

На этом языке издано полное собрание сочинений А.И.Куприна. Многие его произведения переведены и на другие языки. "Поединок", "Яма", "Гранатовый браслет", "Белый пудель" экранизированы и не один раз. Не так широко известен его первый рассказ "Последний дебют", опубликованный в 1889 году в журнале "Русский сатирический листок". За свое первое выступление в печати он получил солидный нагоняй от начальства Александровского училища. Он был из него выпущен в чине подпоручика и без особого пиетета в отношении своего "писательского начала". Служил в 46-м пехотном Екатеринославском (Днепропетровском) полку, квартировавшем в мизерном городке Проскурове Подольской губернии. Прослужил четыре года и за это время приобрел огромный писательский багаж, досконально изучив и быт войсковой провинциальный, и прочую окружающую жизнь, как еще при царе говорили, российской глубинки. И, подобно подпоручику Ромашову в повести "Поединок", подал прошение об отставке, страшно разочаровавшись в военной службе, отличавшейся бездумной муштрой и непроглядной серостью будней, пошлостью офицерских развлечений и тупостью начальства. Собирался жениться на милой девушке, похожей по характеру на Шурочку Николаеву из "Поединка", однако родители девушки потребовали, чтобы он в отставку не уходил, а поступил учиться в Академию генерального штаба. Куприн уехал в Петербург, где бывало ему настолько голодно, что ел даже кошачий корм, который покупал в лавочке в одном из переулков старого Невского, вблизи Николаевского вокзала… После отставки и несостоявшейся женитьбы попал в Киев. Не покладая пера, трудился в качестве репортера в нескольких изданиях: "Киевском слове", "Киевлянине", "Волыни". Все эти издания отличались повышенной желтизной и чрезмерным потаканием вкусам киевских обывателей. Написал множество заметок, фельетонов, репортажей, очерков. Потом сам себя не без сарказма представил в рассказе "По заказу", герой которого "…одинаково легко пишет о золотой валюте и о символистах, о торговле с Китаем и о земских начальниках, о новой драме, о марксистах, о бирже, о тюрьмах, об артезианских колодцах, - словом, обо всем, что он слышит в воздухе своим тонким, профессиональным чутьем".

С этим чутьем Куприн и вошел в литературу навсегда. Как художник-реалист большого таланта. Крупный писатель, сменивший десятки профессий, прежде чем им стать. Подробный список этих профессий он привел в автобиографии. Становится не по себе, когда видишь, как отставной подпоручик узнавал российскую действительность, да еще в таком многообразии. Почти невероятно, чтобы один человек за сравнительно короткий период жизни освоил такую "бездну специальностей". Он разгружал арбузы и разводил "махорку-серебрянку" в Волынской губернии, был репортером и управляющим по постройке домов, служил в артели по переноске мебели и рабочим сцены, изучал зубоврачебное дело, был псаломщиком и даже собирался постричься в монахи. Но выделить из всей этой бездны надо только специальность репортера. Она с Куприным осталась навсегда. Он ее освоил в совершенство. Благодаря ей, он и "набрался впечатлений". Требовалось теперь все эти впечатления "художественно обобщить". Чему и посвятил Куприн всего себя и без остатка.

Александр Куприн - отечественный Джек Лондон: исследователь дна, реалист с бурной биографией. Прежде чем стать писателем, он перепробовал десятки профессий и занятий. Он был военным, цирковым борцом, рыбаком, воздухоплавателем, тушил пожар, работал продавцом «пудерклозета инженера Тимаховича», землемером, дантистом, актером, шарманщиком. Больше приключений Куприн любил только водку.

Отец Куприна, мелкий чиновник, умер, когда сыну было всего два года. Мать происходила из рода татарский князей. Свой буйный нрав Куприн списывал на ордынские крови. Любовь к литературе и алкоголю обрел одновременно, благодаря первому (пившему) учителю словесности. К тому времени, как Куприн прославился своими рассказами, о его пьянстве писали газеты: писатель кого-то облил горячим кофе, выбросил из окна, кинул в бассейн со стерлядью, воткнул кому-то в живот вилку, выкрасил голову масляной краской, поджег платье…

Кабацкая слава гремела громче литературной. Куприн называл спиртное «коротким напитком»: быстро заканчивается. Однажды даже послал императору телеграмму с просьбой о даровании Балаклаве статуса вольного города, на что Николай II ответил ему пожеланием закусывать.

Как-то жена написала ему письмо, в котором упрекала за пьянство. В ответ Куприн выслал ей лаконичную телеграмму: «Пи пю бу пи» (пил, пью, буду пить). Издатели гонялись за ним по ресторанам, в которых он проводил дни и ночи со случайными собутыльниками.

В народе про него ходили стишки: «Если истина в вине, сколько истин в Куприне!» и «Водочка откупорена, плещется в графине. Не позвать ли Куприна по этой причине?»

Эмигрировав во Францию, Куприн сменил буйный нрав на кроткий, славу на нищету. Стал законченным алкоголиком, пьянел от одной рюмки. Писать почти не мог: дрожали руки. Стареющего писателя вывезла в Россию жена. Куприн хотел умереть на родине, «как лесной зверь, который уходит умирать в свою берлогу». Творчество иссякло вместе с водкой или благодаря ей. Как и жизнь, тоже оказавшаяся «коротким напитком».

Гений против употребления

1870-1893 Пить пробует еще в детстве, а первый рассказ публикует уже будучи офицером (за что попадает в карцер). На службе вовсю гусарит: пьет, играет в карты. Въезжает на лошади в ресторан и выпивает, не слезая, рюмку коньяку. Получает звание поручика. Едет в Петербург сдавать экзамены в Академию Генерального штаба. По пути выбрасывает в воду из плавучего ресторана околоточного надзирателя. Выходит в отставку.

1893-1905 «Молох», «Поединок», «Олеся». Стремительно меняет профессии. Становится репортером киевской газеты. Скитается по Югу России, устраивая скандальные кутежи. Женится на Марии Давыдовой и входит в состав редакции журнала «Божий мир». Пьет запойно, почти переселяясь из дома в трактир «Капернаум». Жена не пускает его домой, пока он не просунет под дверь новую рукопись. Получив аванс, собирает компанию собутыльников и девиц и тащит всех на дачу, за что жена бьет его по голове графином. После выхода томика в «Знании» просыпается знаменитым.

1907-1919 «Гамбринус», «Гранатовый браслет», «Яма». Влюбляется в сестру милосердия Елизавету Гейнрих. Уходит в запой, пока она не соглашается выйти за него - при условии, что Куприн не будет пить. Он слово не держит. С новой женой переезжает в Одессу, где пьет с портовыми рабочими в «Гамбринусе», про это и пишет. С началом Первой мировой ненадолго уходит в армию. В 1919 году вместе с белыми покидает Россию.

1920-1936 «Юнкера». Бедствует в Париже, плохо видит, не может пить, пьянеет от двух стаканов красного. «Доктор, осмотревший его, сказал нам: «Если он пить не бросит, жить ему осталось не больше шести месяцев». Но он… держался после того еще лет пятнадцать» (И. Бунин).

1937-1938 Возвращается в Советскую Россию. К раку добавляется воспаление легких. Умер Куприн 25 августа 1938 года.

О Александре Ивановиче Куприне писать довольно сложно и одновременно - легко. Легко потому, что его произведения знаю с детства. Да и кто из нас их не знает? Капризная, больная девочка, требующая в гости слона, чудесный доктор, накормивший в холодную ночь двух озябших мальчиков и спасший от смерти целую семью; бессмертно влюбленный в принцессу рыцарь из сказки « Синяя Звезда»…

Или пудель Арто, выписывающий в воздухе невероятные кубреты, под звонкие команды мальчика Сережи; кошка Ю – ю, грациозно спящая под газетой. Как памятно, из детства и с самого детства все это, с каким мастерством, как выпукло - легко написано! Будто на лету! По детски – непосредственно, живо, ярко. И даже в трагические моменты звучит в этих бесхитростных повествованиях светлые ноты жизнелюбия и надежды.

Что – то детское, удивленное, всегда, почти до самого конца, до смерти, жило в этом большом и грузном человеке с четко выраженными восточными скулами и чуть хитроватым прищуром глаз.

Между тем, жизнь его уже с ранних лет отнюдь не располагала к сохранению такого вот юношеского, свежего, непрестанного удивления перед миром. Скорее, она учила маленького Сашу до тонкостей познавать ее нещадно - горький вкус.. Он почти не знал своего отца, рос полусиротою, а мать его, урожденная княжна Куланчакова, гордая и властная женщина, с запрятанным глубоко, так что и не разобрать было ей самой, тщеславием, вынуждена была пойти давать уроки, быть приживалкою в богатых домах, чтобы дать сыну образование и воспитание.

Чего урожденная княжна не могла простить своему покойному мужу, разорившему семейство и оставившему ее просительницей - вдовою? Неравного ли брака, блеклой ли и тихой жизни в захолустном Наровчатове, где и родился седьмого сентября 1870 года Саша Куприн, ее единственный сын? Скорее всего - того и другого. И еще многого, нам неведомого, того что копит в своей душе озлобленная, обиженная на весь мир женщина.. Вскоре после рождения ребенка, муж « нищей княжны», как иронически называли ее родные, скоропостижно скончался.

Молодая, еще очень привлекательная, изящная, теперь – не княжна древнего рода Куланчаковых, а - вдова Ивана Куприна и мать четырехлетнего смышленого, темноглазого мальчугана, оставшись почти без средств, на последние гроши, спешно перебралась в Москву.

Какое то время Куприны жили на милости состоятельных родных, потом Любовь Александровна устроилась гувернанткой, давала уроки музыки, языка. Уходя, она привязывала Сашу к стулу, или - обводила мелом круг, за пределы которого он не мог выйти до самого ее возвращения. Даже - играя!

Скрытые, подавленные вспышки властной, гордой, темпераментной и весьма яркой натуры Любови Александровны Куприной выражались как то искаженно, болезненно, словно в кривом зеркале: она могла ударить сына за малейшую, пустяковую, провинность, отбить ему пальцы линейкой до крови, высмеять в угоду благодетелям, которые давали хлеб и кров, его походку, манеры, неправильные черты лица – форму носа, например! Смех был злой, не нарочитый - сухой и безжалостный. Саше приходилось молча сносить все это, так как кусок со стола смеющихся благодетелей кривляющаяся им в угоду мать часто отдавала ему же.. Но на душе оставались рубцы…

Лучшие дня

Даже в зрелом возрасте Александр Иванович не мог забыть ей тех унижений, которым подвергся в детстве. Одна из знакомых Куприна рассказывала о том, что уже будучи знаменитым писателем, он не сумел сдержаться в ответ на какое то колкое замечание матери, и когда позже гости попросили его прочесть что – то из прозы, начал читать отрывок из рассказа или повести, содержащий автобиографический эпизод об издевках матери.

Конечно – намеренно. Заканчивался отрывок яростными словами: «Я ненавижу свою мать!».Слушающие ошеломленно затихли в ожидании скандала. Но ничего такого не последовало. Любовь Александровна выслушала всю эту жесткую прозаическую тираду - приговор молча, с гордо выпрямленной спиной и сухо поджатыми губами, а Александр Иванович, по окончании своего резкого «обличения» просто молча сел на на стул.

Только в глазах его поблескивал скрытый огонь – не то ярости, не то боли. Но он продолжал молчать. Любовь Александровна затем, все так же молча, поднялась и вышла из комнаты, походкою оскорбленной королевы, даже не обернувшись.

Через несколько дней, как ни в чем не бывало, она вновь приехала на чай к сыну, и он почтительно встречал ее на крыльце и вводил в дом..

Такие вот, весьма своеобразные отношения и « уроки материнской нежности», конечно же, даром не прошли.

У Куприна очень рано развился острый дар психологической наблюдательности, он как бы научился видеть «изнанку», мотив каждого поступка человека, и «отделять зерна от плевел».

Научился уходить в себя, когда было слишком плохо, сосредотачиваться, размышлять. Воображать. Был очень привязан к животным, находя в них молчаливых и преданных друзей, которые не станут злорадно осмеивать каждый твой жест. Людей же он всегда немного сторонился. Открывался не каждому, не сразу. .

Душевные рубцы болели долго.. Что поделать? Порой, для для такой боли, «из детства» и вовсе нет снадобья.

Матери удалось определить его на казенный счет в сиротское училище, потом в кадетский корпус, где он стерпел немало пощечин и затрещин не только от педагогов, но и от

« товарищей» и даже..от служителей. По окончании Александровского юнкеровского училища, Куприн четыре года, в угоду матери, мечтавшей видеть на нем погоны офицера, находился в военной службе. Именно отсюда великолепное знание армейского быта, жизни захудалых военных гарнизонов, мелочей армейских походов. И эти легко узнаваемые типы, образы: бывалые офицеры, юные прапорщики, седоусые генералы, слегка потускневшие под слоем пудры, капризные полковые дамы и потрепанные бретеры - ловеласы.

Толстой, прочтя повесть Куприна «Поединок», не тратя много слов на восхищение талантом писателя, сказал только, что «абсолютно все при чтении чувствуют, что все написанное Куприным – правда, даже - дамы, вовсе не знающие военной службы». Простая и многозначащая похвала в устах признанного Мастера слова

Куприн всегда блистал талантом в рассказах «армейской темы», описывая то, что прекрасно знал, прочувствовал не только душой, но – кожей. Такое - писать о том, что знаешь и понимаешь «на кончиках пальцев» - Толстой ценил превыше всего!

Но все – таки, как же, из каких «малых» тропинок сложился большой и чрезвычайно сложный путь Куприна приведший как к славе, известности такого рода, что газетчики, издатели, по словам И. А. Бунина: «бегали за ним, умоляя дать в редакцию газеты хоть пол – абзаца, хоть пол – страницы.»., так и поставившего на краю пропасти пьянства и бедности за границей, в Париже.

Вот как сам Куприн рассказывал о себе Ивану Бунину при первом их знакомстве, на даче Карышевых – общих, как оказалось, друзей.

Рассказывал просто, искренно, армейской своей скороговоркой, с ударением на первом слоге: «Откуда я сейчас?.. Из Киева.. Служил я в полку, возле австрийской границы, потом полк бросил, хотя звание офицера считаю самым высоким.. Жил и охотился в Полесье, - никто даже представить себе не может, что такое охота на глухарей перед рассветом! (Оттуда, вероятно, впечатления и факты, вошедшие позже в знаменитую повесть «Олеся»» - С. М.)

Потом за гроши писал всякие гнусности для одной киевской газетки, ютился в трущобах, среди самой последней сволочи.. Что я пишу сейчас? Ровно ничего не могу придумать и положение ужасное – посмотрите, например, так разбились штиблеты, что в Одессу не в чем поехать.. Слава богу, что милые Карташевы приютили, а то бы – хоть красть»

(Бунин И. « Воспоминания о Куприне» .)

Бунин, оторопевший от такой искренности и сразу сраженный ею наповал, предложил Куприну написать, что - нибудь о солдатах, об армии, которую « наверное, тот хорошо знал»., пообещав содействие в напечатании материала-: Бунин знал М. Л. Давыдову, издательницу крупного русского журнала «Мир Божий», часто бывал в ее доме, и одно время даже собирался связать с нею свою судьбу. Пока не познакомил Марию Львовну с Куприным.. Но об этом – абзацем ниже. На неожиданное, сердечное предложение Бунина писать и печататься – они как то сразу и теплло сошлись, почувствовав родство душ,- Александр Иванович сперва неуверенно отнекивался, но, тем не менее, за одну почти ночь написал превосходный рассказ «Ночная смена», потом еще какое то небольшое эссе.

«Ночкную смену» они с Буниным немедля послали в «Мир Божий». Рассказ был тут же опубликован и Куприн получил свои первые авторские 25 рублей гонорара, на которые.. купил себе новые штиблеты!

« Первые годы нашего с ним знакомства, - писал Бунин в своем очерке о Куприне, - мы с ним чаще всего встречались в Одессе, и я видел, как он опускается все больше и больше, дни проводит, то в порту, то в кабачках и пивных, ночует в самых страшных номерах, не читает и никем и ничем не интересуется, кроме цирковых борцов, клоунов и портовых рыбаков… В эту пору он часто говорил.., что писателем стал совершенно случайно, хотя с великою страстью предавался при встречах со мною смакованию всяких острых художественных наблюдений..» (Бунин. «Воспоминания о Куприне.»)

Вероятно, талант бытописателя – реалиста тихо, подспудно жил в нем, зрел, терпеливо ждал своего часа

И дождался. В жизни Куприна, внештатного репортера и журналиста почти провинициальной газеты « Одесский листок», наступил вдруг резкий перелом.

Он попал в Петербург, сблизился, с помощью все того же Бунина, с литературной средой. Вошел и в дом, уже упоминаемой нами, Марии Львовны Давыдовой, женщины необыкновенно умной, решительной, известной в обществе яркою, «цыганской» красотой и твердым характером. Куприн неожиданно и быстро сделал ей предложение, «отбив» невесту у друга, стал хозяином журнала «Мир Божий» , приобрел замашки барина, «почти татарского хана», как с усмешкою отмечали друзья.

Но, быть может, они, эти замашки, просто в нем дремали? Сказалась, в конце концов, затаенная княжеская кровь?..

Куприн быстро и непринужденно сделался своим человеком в высших литературных кругах, его печатали наперебой, приглашали на литературные читения и вечера. Вот тут и пригодились ему « ума холодные наблюдения» в одесских кабачках и порту.

Как известно, у истинного таланта ничего не пропадает даром. Каждой своей новою вещью Куприн завоевывал сразу необыкновенный и бурный успех. В эту пору он написал «Река жизни», «Гамбринус» «Конокрад», «Болото». Бунин относил их в разряд лучших работ Куприна, хотя и сожалел, что не проходил Александр Иванович своей «литературной консерватории», не располагала его к тому ни жизнь, ни резкий, бесшабашный характер, ни восприятие Дара! Но, тем не менее, к моменту создания повести «Поединок», слава писателя была в России очень велика. Судьба повернулась к нему лицом.

И здесь я ненадолго оторвусь от четкого воссоздания жизненной канвы А. И. Куприна, и позволю себе небольшой абзац «философско – филологического» рассуждения.

С разрешения читателей, разумеется. Особо торопящиеся могут сей абзац пропустить!

Маститые профессора и критики от литературы неустанно говорят и пишут о том, что в повести «Поединок» писателем всего – навсего был блистательноотражен «процесс разложения, общества, армии, офицерства - накануне революции», и так далее, и тому подобное… Знакомые с юности словеса. Разумные, ибо все это, конечно, верно, ведь литература, как хорошее зеркало, именно «отражает» процессы, происходящие в обществе – тихо ли, громко ли.

Но, если задуматься, и в венке пышных словоплетений оставить только самую суть, то Куприн, выступив в роли бытописателя, жизнеписателя, реалиста, как угодно, в образе поручика Ромашова в «Поединке», показал обыкновенного, инфантильного неудачника, торопливо сведшего счеты с жизнью; юношу, впервые столкнувшегося с полосой разочарований, с психологическим кризисом «золотого возраста», и не сумевшего научиться этому кризису противостоять! Мучения Ромашова, его терзания, сомнения, его попытка увидеть жизнь без розовых очков и отвращение от нее, все это знакомо, увы, каждому из нас! Но если бы все стрелялись?! Умный, психологически, писательски проницательный Куприн так тонко показал несимимпатичный внутренне беспомощно – эгостичный тип поручика, несомненно, в расчете на то, что современная молодежь, то и дело без причин пускающая себе пулю в лоб о чем то задумается, прочтя о своих метаниях – сомнениях в устах ровесника..

Быть может, потому и пропустила суровая военная цензура без купюр к печати повесть Куприна, произведшую в обществе эффект разорвавшейся бомбы. Кто знает? Если подумать. Как бы то не было, после публикации Поединка, слава сроднилась с Куприным совершенно и неотступно его преследовала.

Впрочем, обрушившаяся на Куприна лавина признания после публикации нашумевшей повести ничуть не изменила ни его самого, ни сути его таланта, «большого, быстрого, легкого, словно он весь - на лету, но без холодной прозрачности, изящества, академичности, необходимой для подлинного шедевра (О. Михайлов. « Лишь слову жизнь дана.» Роман – исследование о Бунине и русской эмиграции в Париже 1920 – х годов. Личное собрание автора статьи.)

И гремящая Слава нисколько ни умалила горечи его страданий внутри бущующей, смятенной, порывистой души, ни смягчила сложностей семейной жизни.

«Слава и деньги дали ему, казалось, одно, - писал Бунин, - уже полную свободу делать в своей жизни то, чего моя нога хочет, жечь с двух концов свою свечу, посылать к черту все и вся.» (Бунин. «Воспоминания о Куприне».) Отчасти это так и было, в наблюдательности Бунину не откажешь. Судите сами…

В мае 1906 года Куприн неожиданно «послал к черту» и свой брак с М. Л. Давыдовой, внешне, - благополучный и блестящий, и уютную, налаженную жизнь в имение – даче в Даниловском и даже.. дочь Лидию. Он влюбился в гувернантку Лидии, тоненькую, темноволосую намного себя моложе, Елизавету Морицевну Гейнрих – бывшую сестру милосердия. Влюбился, сам не ожидая от себя такой бури чувств. И насмелившись, объяснился тихой воспитательнице дочери в любви. Это произошло в один из званных вечеров, на даче около пруда в кувшинках.

В доме шумели гости, играла музыка, а Куприн, огромный, грузный, необычайно сильный человек, путая слова, сбивчиво, несвязно объяснял Елизавете Морицевне что то о глубине и серьезности своего чувства к ней. Она в ответ заплакала, но сказала, что ответить ему взаимностью не может: нельзя разрушать семью, данную Судьбой, Богом.

Куприн возражал на это, что семьи уже давно нет, что жена, несмотря на весь свой ум, красоту, независимость, давно и безумно ему надоела! Надоела так, что однажды, в припадке опъянения ли, помутнения ли разума, он бросил на ее легкое вечернее платье из газовой ткани горящую спичку, и равнодушно улыбаясь смотрел, как она горит.

Мария Львовна сохранила хладнокровие, и сумела сама загасить занявшееся было пламя на платье, запретив испуганной прислуге сообщать в полицию! Она не затеяла скандала, не забилась в истерике, но семейная жизнь Куприных с того ужасного вечера была окончательно разбита.

Елизавета Морициевна Гейнрих ошеломленно выслушала эту исповедь – признание, но быть рядом с Александром Ивановичем, ответить на его чувство - решительно отказалась. Не по христиански все это, не по – божески!

На следующий день она торопливо оставила место гувернантки в доме Куприных и уехала в забытый богом городок: работать палатной сестрой в военном госпитале. Она издавна чувствовала призвание к этому делу: ухживать за больными. В каждодневных хлопотах своих, сестра Гейнрих уже начала было забывать изумивший и потрясший ее воображение и сердце разговор с Куприным, но вдруг в заштатном госпитале ее внезапно, нечаянно, отыскал их общий с Александром Ивановичем знакомый – профессор Федор Батюшков, и сообщил растерянной Лизе, что Куприн уже несколько месяцев как живет один, в гостинице, покинул семью, получил развод. Он пьет беспрестанно, а в промежутках между бесчисленными рюмками - стаканами принимается писать отчаянные письма ей, Лизоньке Гейнрих, письма без адреса.. Обрывками бумаги усеян весь пол в гостинице.

Почтенный мэтр науки Федор Батюшков просто умолял Елизавету Морицевну как можно скорее приехать к Куприну и остаться с ним, иначе тот мог погибнуть: просто спиться!

Елизавета Морицевна тут же дала согласие, но с одним условием: чтобы Александр Иванович лечился от алкоголизма.Условие было принято. Осенью 1906 года, в памятном теперь сердцу Даниловском, Александр Иванович Куприн уже неторопливо пишет одну из самых прекраснейших своих повестей «Суламифь», навеянную бессмертной библейской «Песню Песней». Он посвящает ее (пока еще не открыто, конечно!) своей возлюбленной Лизоньке – «темноволосой птичке, тихой, но с характером тверже стали»! Она рядом с ним. Теперь – навсегда?

В мае 1907 года состоялось их венчание. Слава Куприна тогда достигла зенита, дом его был -полная чаша, у маленькой дочери Ксении имелось все, даже игрушечный домик в пол- человеческого роста, с куклами, мебелью, коврами и картинами, в точь – точь, как у старших дочерей Императора! В годы эмигрантской нужды домик этот был продан за немалую сумму, на которую Куприны жили в Париже несколько месяцев.

Но была в этой маленькой, дружной семье не только спокойная радость от солидного достатка и литературной популярности, не только званные вечера, обеды и ужины, заводные слоны и фарфор от императорских заводов, но и мучительные дни, полные беспросветного отчаяния.

И. А. Бунин однажды рассказывал, как Куприн увез его ранним утром в «Пале Рояль»- шикарную гостиницу, где они кутили до позднего вечера. Находясь в совершенно невменяемом состоянии от выпитого без меры спиртного Куприн вдруг вспомнил, что ему нужно ехать к жене. Бунин повез пьяного приятеля на извозчике до дому. Когда он тащил его вверх по лестнице (Куприны снимали второй этаж), то увидел на площадке сидящую у двери Елизавету Морицевну. Бунин оторопел от неожиданности, а с Куприна вмиг сошел весь его хмель: его молодая жена была тогда на последних неделях беременности! Оказалось, что Куприн по рассеянности увез ключи от квартиры с собою, а когда Елизавета Морицевна в тревоге ожидания, вышла на пару минут за порог, дверь захлопнулась. У прислуги был выходной, дворника беременная женщина не отыскала, кричать и звать на помощь соседей снизу – постеснялась, вот и пришлось ей сидеть в ожидании возвращения мужа – кутилы у порога несколько часов.Ошеломленный всем увиденным и пристыженный Бунин очень долго не мог прийти в себя еще и оттого, что жена не высказала Куприну ни слова упрека, только смотрела на него измученными глазами жертвы. После этого случая Куприн не пил довольно долго, хотя прислуга ни на следующий день, ни через два, не слышала в доме ни громких криков, ни слез, ни ссоры. Тихая и молчаливая с виду Елизавета Морицевна, видимо, имела свой секрет власти над мужем, и сумела этим самым секретом так подчинить его себе, что позже, уже в эмиграции, он не умел, просто не желал, «не мог обходиться без нее ни минуты, ни секунды!» - как вспоминала дочь Ксения. Во Франции Елизавета Гейнрих - Куприна распоряжалась буквально всем, входя во все мелочи каждодневного быта: наем жилья, расстановка мебели, переписка набело рукописей, договоры с издателями, корректуры, планы загородных поездок и книжных продаж. Она открыла в Париже переплетную мастерскую, и весьма предприимчиво приялась за дело, но конкуренция оказалось весьма жесткой для « чужаков из России», и мастерскую пришлось закрыть.

Александр Иванович в периоды своих участившихся больших запоев ничем не мог супруге помочь! Работать систематически он не мог, не было привычки, в этом он не походил на Бунина совершенно! Да и нервная система его была крайне истощена таким беспорядочным образом жизни. Он только ходил за женою по пятам с корзиночкой для кошки в руках, и виноватым видом большого ребенка, в ожидании ее тихих но весьма властных решений. Похоже, что Куприну всегда нравились властные женщины, сами принимающие решения, только он боялся признаться в этом даже самому себе, увы!

А властные женщины в жизни Куприна, возможно, (это только взгляд автора, не более! – С. М.) больше всего на свете боялись признаться самим себе, что им тоже нравилась такая жизнь, жизнь «властительниц душ и невольных жертв», которые могут принимать любые властные решения, ведь муж всегда ощущает себя слабее, чем они, виноватее, что ли.. Это удобно. Интересно. В этом – скрытый смысл всей жизни. В этом – извечный, тонкий психологический расчет. И комплекс вечной же, подавленной, несостоятельности. Виноватый муж и жена - жертва или жена - львица. Вариации на тему. Классический сюжет. Впрочем, мы сильно отвлеклись.

Продолжим наше повествование

Вот с таким то, вечно виноватым видом и смотрел Куприн на свою жену, на тихую Лизаньку. Она была ему вместо няньки, лакея, повара, стража. Стража. Как когда то мать.

Даже в своих пьяных буйствах и кутежах, известных на весь Париж, Куприн подчинялся только ей, тоненькой женщине, с печальными черными глазами. Ее вызывали по телефону в ресторан или кафе, среди ночи, когда хотели унять расходившегося « русского барина – писателя,» и она уводила Куприна оттуда, словно маленького, расшалившегося ребенка, его, огромного, сильного, пять минут назад размахивающего кулаками и крушившего все на своем пути: посуду, зеркала, мебель…

Буйство темперамента Куприна и свело его в конечном счете почти в могилу. Он совсем не работал, не мог писать. Ослабел физически, некогда богатырь поднимавший одной рукою за ножку массивное кресло Гамбса!

Тем не менее, Куприн по прежнему отказывался отдавать свои произведения в издательства и журналы с неважной репутацией, запрещал уродовать их сокращениями, переделками и правкой. Так, ему предлагали сделать киносценарий по неоконченному роману «Яма», только лишь советовали слегка поменять название, придав ему конкретную «эротичность». Назвать сценарий предлагали так: « Яма с девками» ! Куприн яростно, категорически воспротивился, выгнал нагловатого восвояси продюсера порнокиностудии и остался без выгодного заказа. Елизавета Морицевна ничем не упрекнула и тут, к чести ее, хотя в доме почти не было денег. Долго ли все это могло продолжаться? Конечно нет. Куприн вечно подвыпивший, в сильно потертом, почти дырявом, пальто, в разлезшихся штиблетах, как то встретился Бунину и Галине Кузнецовой, на одном из бульваров Парижа. Шел дождь. Колючий, перемешанный со снежной крупой. Большой, взъерошенный, весь какой то потерянный и растерянный, ласковый, словно ребенок, Куприн взмахнув руками, обнял Бунина, шепча ему на ухо какие - то ласковые растерянные слова, признания в дружбе. Это не было пьяным бредом.Это была боязнь, не успеть, недосказать, недопонять, не попросить прощения. Да, Куприн словно прощался. Словно чувствовал, что видит друга в последний раз. Так и вышло. Бунин при расставании с Александром Ивановичем не сдержал слез, что было с ним крайне редко.

Отказавшись вести во Франции полуголодное, унизительное существование, потерпев неудачу во всех коммерческих начинаниях, в попытки взятия ссуды и кредита – несостоятельному писателю эмигранту ее просто не дали, - Елизавета Куприна приняла решение вернуться в Советский союз в «красную Россию, так презираемую ее мужем, тем более, что далекое, благожелательное из – за океана советское правительство настойчиво приглашало Куприна туда, обещая предоставить все блага, мыслимые и немыслимые. Книги Куприна в России издавали огромными тиражами – особенно «Поединок» , «Олеся» «Гранатовый браслет» почти последнюю завершенную, весьма сентиментальную вещь Куприна, оцененную мэтром эмигрантской прозы и большим его другом, Борисом Зайцевым, как вещь «совершенно никудышнюю» Неизвестно, какие документы Елизавету Морицевну Куприну заставили подписать в посольстве СССР, давала ли она подписку о ссотрудничестве с властями, писала ли за Куприна покаянное письмо, как было тогда принято. Все эти документы, если они и существуют, лежат в пыли архивов, прочитать мне их не удалось.

Я могу только предполагать, ведь похожих историй « возвращения на родину» было в те годы немало. Все разыгрывалось, словно по нотам. Включая и последнюю. Расстрел, в лучшем случае, – заключение, ссылку в глухие лагеря.

Куприн не услышал, не удостоился чести этой «последней ноты» лишь потому, что его везли в Россию не писать, ни обличать, не просить прощения, а всего лишь умирать. Он был неизличимо болен. Не опасен. Не страшен для нового режима «за железным занавесом». Совсем не страшен. Сентиментальный, обрюзгший старичок в кресле, не более того. Лишь поэтому власти и решились организовать для Куприна пышную встречу в Москве, летом 1937 года. Ровно через год, 25 августа 1938 года писатель тихо скончался.

________________________

Он относился к своему Дару почти шутя, легко, без пиетета, Слава, та и вовсе - не обременяла его, он словно не замечал ее, Даму капризную, своевольную. Не заметил Куприн, и как она от него отвернулась, покинула..

Только время от времени задумчиво, с легкой усмешкою, повторял друзьям фразу, когда то брошенную в разговоре с Буниным: «Я стал писателем случайно» Повторял тихо и виновато. Только вот верилось в нее всем с трудом…

______________________________________________

** Приношу сердечную благодарность А. Н. Ноздрачеву (Ставрополье) за его всегдашнюю уникальную помощь «дружеского» редактора и читателя.

Благодарность
Lance 28.10.2007 01:46:32

Низкий поклон автору статьи. За достоверность и не ручаюсь, но она достойна высшей похвалы. Уникальность статьи в её восприимчивости. Она разит "наповал". Затрагивает чувствительные струнки души. При этом видны личные(мотивированные?) сопереживания автора, который вводит нас в мир жизни гениального соотечественника, раскрывшего свой мир перед читателем.